— Кто открыл дверь, чтобы выпустить девушку-китаянку?
— Она сама. Там такой замок, который можно открыть изнутри. Девушка открыла дверь, и Уайт услышал, как она сказала: «Спокойной ночи, мистер Мандра». Потом она плотно притворила за собой дверь и вышла из квартиры. Уайт это видел.
— Это было в два сорок пять?
— Да.
— Следовательно, в это время, если верить заявлению жильца, обнаружившего труп, Мандра, вероятно, был еще жив, и дверь в коридор он открыл уже после ухода девушки-китаянки.
— Да, — неуверенно сказала Синтия, — если свидетель говорит правду и дверь действительно была заперта, когда он выходил наружу. Но ведь можно предположить, что дверь была не заперта и потом просто приоткрылась из-за сквозняка. К тому же просто невозможно представить себе, чтобы девушка пожелала спокойной ночи мертвецу.
— Однако мы еще не говорили о той женщине, которая пришла к Мандре в одиннадцать тридцать.
— В два часа, — продолжила Синтия, — один молодой человек, художник, который также живет в этом доме, видел, как какая-то молодая женщина быстро спускалась по лестнице. В руках, прямо перед собой, она держала написанную маслом картину, поэтому лица ее он рассмотреть не смог, единственное, что он разглядел как следует, — это ее ноги. Краска на холсте, по всей видимости, еще не высохла, поэтому женщина держала картину за края. Картина была довольно большая, и женщине было очень неудобно ее нести. Поэтому художнику пришлось даже прислониться к перилам, чтобы женщине было легче пройти. Поскольку он художник, на холст он обратил особое внимание. Это был великолепно выполненный портрет Джекоба Мандры. Задняя часть головы сливалась с темным, почти черным фоном. Лицо было ярко освещено, однако главным в портрете были глаза.
— Так было, значит, два часа?
— Да.
— Таким образом, если это была та молодая женщина, которая зашла в квартиру Мандры в одиннадцать тридцать, можно предположить, что либо Мандра все же нарушил свой обычай и выпустил ее из квартиры через дверь, ведущую в коридор, либо телохранитель уснул: ведь мог же он в конце концов вздремнуть ненадолго.
Синтия положила газету на стол и вновь пристально посмотрела на него.
— Вот и все факты, которыми располагает полиция, — сказала она. — Уайт клянется, что он ни на секунду не отлучался и что никто не мог выйти из комнаты так, чтобы он этого не заметил.
— Итак, ты пересказала мне содержание статьи. Но, может быть, ты знаешь что-нибудь такое, о чем в газете не говорится?
— Я так и знала, что ты задашь мне этот вопрос.
— Предвидя вопрос, ты, может быть, загодя подготовила ответ на него?
Она кивнула:
— Да, если ты имеешь в виду какую-нибудь ложь, которая очень похожа на правду.
— Что ж ты такое придумала? Надеюсь, что-нибудь действительно интересное?
— Не надейся, Филин, потому что на этот раз я скажу тебе правду.
— Правду?..
Она глубоко вздохнула, словно готовясь к чему-то мучительному и неизбежному, махнула рукой, улыбнулась и сказала:
— Что-то не получается, ты лучше задавай мне вопросы.
— Ты была знакома с Мандрой?
— Да.
— А Альма?
— Нет.
Он вопросительно поднял брови. Она покачала головой и настойчиво повторила:
— Нет, она действительно не знала его.
— А как же портрет? — спросил он. — Ведь это она его написала.
— Нет, это я.
— Ты?
Она кивнула.
— Я уже давно начала писать этот портрет. |