– Только постельные принадлежности и столовые приборы.

– Это может быть важно. Откуда они?

– Я сам заказывал их для него в магазине рядом с нашей конторой, и он дал мне деньги, когда зашел подписать договор.

– Весьма необычная работа для агента по найму жилья, не так ли?

– Да, наверное, – согласился Харпер. – Но он попросил меня, и в тот момент я не задумывался об этом.

– Ясно. – Маллет пошел к двери. Беседа, очевидно, подходила к концу, и Харпер встал, чтобы уйти, но детектив остановил его:

– Еще один вопрос. Вы когда-нибудь видели Баллантайна раньше?

– Нет.

– Но что заставило вас сейчас вот так его разглядывать?

– Только то, о чем я вам сказал, – холодно ответил Харпер.

– И ничто другое?

– Нет.

Инспектор пожал плечами.

– Ну ладно. Я свяжусь с вами и дам знать, когда вы снова понадобитесь. Всего хорошего.

Он открыл дверь, и Харпер вышел на свежий воздух. Он сразу очутился в гуще шумной толпы, почувствовал ее горячее дыхание, услышал щелканье фотоаппаратов. Но преисполненный радости, что наконец избавился от утреннего кошмара, не обращал внимания на происходящее вокруг. Протиснувшись сквозь толпу, Харпер быстро пошел в конец улицы. И только тогда осознал, что очень устал и проголодался. Посмотрев на часы, он поразился, что нет еще и часа. Ему показалось, что за истекшие полтора часа он прожил целый век. Инспектор Маллет, насмешливо скривив рот и слегка наморщив широкий лоб, смотрел на него из окна.

Ричард Крэбтри

Если исчезновение Лайонела Баллантайна было первополосной новостью утренних газет, то его появление в качестве трупа в неприметном доме в Южном Кенсингтоне стало сногсшибательной сенсацией. Под крупными шапками во всех лондонских газетах она оттеснила такие малозначащие события, как правительственный кризис, развод кинозвезды и землетрясение в Китае. С утра до ночи толпа обезумевших зевак заполняла тротуары Дейлсфорд-гарденс, к возмущению удалившихся от дел, но все еще цепляющихся за жизнь обитателей квартала, и глазела с голодным вожделением на непримечательный фасад дома номер 27. А возвращаясь домой, они любовались его достоверными фотографиями. Один фотограф, более пронырливый, чем другие, смог проникнуть на задний двор и оттуда заснять окно той самой комнаты, где обнаружили труп. Газета должным образом расценила его усердие как сенсацию и в помощь читателям пометила крестиком соответствующее окно.

Полиция была скупа на подробности, предоставляемые для прессы, но редакторы новостей и репортеры не замедлили наилучшим образом использовать имеющийся материал. У всех, кто предположительно мог что-то знать о трагедии, не говоря уж о множестве тех, кто не мог, взяли интервью. Близкий друг миссис Брент, пытавшийся незаметно и быстро ускользнуть из дома номер 34, до смерти перепугался, когда его остановил напористый молодой человек, которого он принял за сыщика, хотя на самом деле тот был простым репортером, жаждавшим что-нибудь разузнать у местного жителя. Зато Джекки Роуч был на седьмом небе. Мало того что убийство, как он, предсказывал, стимулировало его торговлю, так он сам в первый и последний раз в жизни стал участником новости, которую продавал. Выкрикивать «Сенсация! Убийство! Последняя новость!», совать в руки газеты со своей собственной фотографией на первой странице, быть сфотографированным в тот момент, когда тебя снимает другой репортер, знать, что этот снимок появится в завтрашних газетах и завтра могут сфотографировать, как ты продаешь газету со своей фотографией, – все это ударяло в голову сильнее, чем выпивка, которую репортеры ставили тебе каждый раз, едва ты придумывал что-то новое, что они могли включить в свой репортаж.