|
Бо-лезнь вывела меня из строя. Весь рыбий жир был потрачен даром… Мать думала только о своем горе. Лавка разорялась… Ничего не продавалось, даже по ни-чтожным ценам… Нужно было возместить огромные потери, вызванные Выставкой… Покупа-тели же были непреклонны. В починку отдавали очень мало… Торговались из-за ста су… Мама проводила целые часы не двигаясь, подогнув под себя больную ногу, в неестествен-ной позе, как оглушенная… А когда вставала, то начинала бродить по дому как неприкаянная… Тогда отец начинал быстро ходить с этажа на этаж, вверх-вниз. От одного только звука его ша-гов можно было рехнуться… Сделав вид, что мне нужно, я отправлялся развлечься в уборную… Я дергал себя за член, но он у меня никак не вставал… Кроме двух домов, доставшихся дяде Эдуарду, Бабушка оставила в наследство еще три тысячи франков… Но это святое… Мама так сразу и сказала… Их нельзя трогать… Пришлось за бесценок отдать серьги, которые пропали в ломбардах, одна в Клиши, другая в Аньер… Тем временем все вещи в лавке окончательно потеряли товарный вид, все было испорчено, сломано… Выставлять это было уже невозможно… Бабушка еще умела выйти из положения, она доставляла нам «кондиционный» товар… То, что залеживалось у других торговцев и что они соглашались ей передать… Но мы – другое де-ло… Они нам не доверяли… Они считали нас неизворотливыми… Мы разорялись с каждым днем… Мой отец, приходя из конторы, начинал строить прогнозы… Самые мрачные… Он сам го-товил нам хлебный суп… Мама не могла… Он чистил фасоль… Говорил, что можно отравиться, если широко открыть дверцу плиты. Мать даже не реагировала… Он переходил к «франкмасонам»… Ругал Дрейфуса!.. И остальных преступников, которые мешают нам жить! Мать потеряла способность ориентироваться… Даже ее жесты стали какими-то странны-ми… Она и раньше была неловкой, но теперь роняла буквально все. Разбивала по три тарелки в день… Она не могла выйти из этого состояния… Вела себя как сомнамбула… В магазине ей было страшно… Не желая больше чем-либо заниматься, она все время проводила на третьем этаже… Однажды вечером, когда она собиралась ложиться и мы уже никого не ждали… объявилась мадам Эронд. Она постучалась в дверь лавки, позвала нас… О ней уже все забыли. Я открыл. Мать ничего не хотела слышать, она отказывалась даже говорить с ней… Прихрамывая, она ходила кругами по кухне. Наконец мой отец сказал: – Ну, Клеманс, что ты решила?.. А то я ее отправлю отсюда!.. Она еще минуту подумала, а потом спустилась. Попробовала сосчитать кружева, которые та принесла… У нее не получалось… Горе все спутало в ее голове… Мысли, цифры… Мы с от-цом помогли ей… Потом она снова поднялась и легла… А потом вдруг встала и снова спустилась… Всю ночь она яростно и упорно перебирала товар в магазине. К утру все было в идеальном порядке… Она стала другим человеком… Ее было не узнать… Ей вдруг стало стыдно… Находиться перед мадам Эронд в таком жалком состоянии, тогда как та видела ее когда-то такой благополучной, ужасно стыдно! – Как подумаю о моей бедной Каролине!.. Об энергии, которая не покидала ее до послед-ней минуты! Ах! Если бы она увидела меня такой!.. К ней внезапно вернулось мужество. За одну ночь у нее родилась тысяча планов… Если покупатели не придут, то мы, мой маленький Фердинанд, сами пойдем их искать!.. И даже к ним домой! Как только будет хорошая погода, мы на время оставим лавку… Пойдем торговать за городом… Шату!.. Везине!.. Буживаль!.. там прекрасные виллы… и богатые люди… Все-таки это будет веселее, чем прозябать здесь!. |
