А главное, на счетах имелись и имя с фамилией, и адрес: доктор Губерт Пинчин, Ламберт-гарденс, дом 23. Далековато от Девилз-акр по меркам социального положения и уровня жизни, но территориально в пределах досягаемости лондонского воробья, летающего, как известно, по прямой. И как доктор Пинчин попал во двор скотобойни, где его убили и изувечили?

— Ну? — спросил Миддоус.

Питт прочитал вслух имя, фамилию и адрес. На лице хирурга отразилось комичное изумление.

— Более чем странно, — прокомментировал он. — Между прочим, он был без сознания и на пороге смерти, когда с ним проделали вот это. — Он указал на нижнюю часть тела. — Если это может утешить. Полагаю, про второго вы знаете?

— Про второго? О чем вы говорите? Какого второго?

Миддоус улыбнулся.

— Я про второй труп. Такой же кастрированный, как и этот. Вы хотите сказать, что ничего об этом не слышали?

Питт застыл как громом пораженный. Как вышло, что он ничего не знал о таком чудовищном преступлении?

— Какой-то шулер или сутенер, — продолжил Миддоус. — С другой стороны Девилз-акр, это не ваш участок. Но, как я и говорил, его тоже лишили мужского достоинства, беднягу. Похоже, объявился какой-то маньяк. В газеты тот случай, можно сказать, не попал. Таких, как первая жертва, всегда убивают. Такую они выбрали себе профессию. — Он медленно поднялся, колени хрустнули. — Но теперь другое дело. Этот человек видел лучшие времена, но все равно жил, ни в чем себе не отказывая. И я готов предположить, что поношенная одежда — скорее эксцентричность, чем недостаток денег. Его костюм выношенный, но белье новое и относительно чистое. Судя по виду, он носил его один день, не больше.

Питт подумал о сыре «Стилтон», о чистых, ухоженных ногтях.

— Да, — бесстрастно ответил он, зная, что Миддоус наблюдает за ним, ждет. — Хорошо. Полагаю, раз уж вы с ним закончили, его лучше увезти. Сделайте полное вскрытие и скажите, что нашли… если, конечно, найдете.

— Естественно.

Теперь наступал наихудший момент: Питт спросил себя, может, уступить кому-нибудь право поставить в известность семью… вдову, если таковая осталась. Но, как и всегда, пришел к неутешительному выводу: сделать это предстояло ему самому. В ином случае он подвел бы и направленного им подчиненного, и родственников усопшего, которых он мог хоть как-то утешить.

Томас отдал необходимые указания людям, которые ждали за воротами. Тело следовало увезти, доступ во двор перекрыть и тщательно его обыскать, в надежде обнаружить улики, которые могли вывести на преступника. Также предстояло опросить бродяг, которые обитали в округе, жильцов — кто-то из них мог возвращаться домой поздним вечером — и, само собой, местных проституток. Вдруг кто-то что-то видел.

После этого ему предстояла прогулка к дому 23 по Ламберт-гарденс, чтобы информировать домочадцев — они, вероятно, как раз садились бы завтракать, — что главу семьи убили.

Дверь инспектору открыл дворецкий, судя по внешнему виду, мастер своего дела.

— Доброе утро, сэр, — вежливо поздоровался он, хотя знать не знал Питта, и заявился тот слишком рано для светского визита.

— Доброе утро, — ответил Питт. — Я из полиции. Это резиденция доктора Губерта Пинчина?

— Да, сэр, но, боюсь, в данный момент доктора Пинчина дома нет. Если дело срочное, я могу порекомендовать другого врача, который поможет вам.

— Мне врач не нужен. Сожалею, но у меня дурные вести. Доктор Пинчин мертв.

— Ох. — Лицо дворецкого напряглось, но в остальном держался он великолепно.