Поза и весь вид продавца тут же меняются: он выпрямляется, глаза вспыхивают. – Я нашла целую коробку пирожных с недавно истекшим сроком годности! Гуляем, малыш!
Парень издает переливчатый смешок, и Вэл понимает, что стала свидетелем чего-то очень личного, драгоценного. Хотелось бы, чтобы и она могла вот так полностью преобразиться при одном звуке своего имени из уст близкого человека.
– Желаете приобрести что-нибудь еще? – продавец указывает на витрину с лотерейными билетами и жевательной резинкой. Одна из них – любимая марка отца. Бывало, он доставал одну пластинку, рвал ее и протягивал половину дочери. Она всегда принимала этот знак заботы, радуясь возможности разделить нечто общее, хотя ненавидела вкус и выплевывала, как только папа отворачивался.
А теперь плюет и на него самого, на единственную его просьбу: прятаться, оставаться в безопасности. Вэл до сих пор одета в черное похоронное платье: вот сколько времени ей потребовалось, чтобы ослушаться пожеланий отца.
Это какое-то безумие. Она позвонит Глории и попросит забрать с заправки, чтобы вернуться на ферму, к привычной жизни. И спишет поездку в компании незнакомцев на горе после смерти единственного близкого человека. А потом однажды решится позвонить матери, как обычно и поступают нормальные люди. Вэл не помнит ни спутников, ни «Господина Волшебника», ничего из…
– Готова? – спрашивает Айзек.
Он наблюдает за ней своими увеличенными из-за линз очков глазами, точно не видит никого другого во всём мире. Затем осторожно касается длинными тонкими пальцами поясницы Вэл, и она ощущает трепет – на этот раз не страха или узнавания, а…
Надежды?
Ее уже обнаружили, поэтому назад возврата нет. Больше невозможно жить в подвешенном состоянии, подозревая, но не зная наверняка. Это трусость, а Вэл – не трусиха.
Она расплачивается, после чего бросает последний взгляд на продавца, который теперь перегибается через прилавок и смотрит за открытую стеклянную дверь на женщину, способную вызвать столько радости и полностью поменять человека.
– Готова, – отвечает Вэл.
Это не так, но она должна сделать это правдой. Настала пора для перемен.
Кому: Jenny.Poplar@zmail.com
От: mci@mci.biz
Мы нашли ее. И теперь она с нами, хотя и ничего не помнит. Даже думала, что ее мать мертва. Хочет с ней встретиться. Позвони мне, ладно?
Кому: mci@mci.biz
От: Jenny.Poplar@zmail.com
Не вздумайте везти ее к этой ненормальной. Она же всё испортит. Нам лучше не разговаривать по телефону. Просто проследи за тем, чтобы Вэл не исчезла снова. Без нее ничего не выйдет. Ты в курсе, чего нам стоил ее побег и что сейчас на кону. Поэтому я жду вас вместе с ней и позабочусь об остальном. Не забивай себе голову. Мы почти у цели.
Четыре
У Хави разболелась голова, поэтому почти никто не разговаривает. Приятно вот так в тишине лететь по шоссе, наблюдая за изменяющимся пейзажем. Жаль, нельзя продолжать ехать вечно. Вэл бы не возражала. Это пугает меньше, чем место, куда они сейчас направляются.
Боже, когда она стала такой трусихой? Следовало бы радоваться возможности воссоединиться с матерью. И с какой только стати папа лгал о ее смерти? Не он ли сам совершил нечто ужасное много лет назад?
Но если так, то почему Вэл ощущает липнущий к ней стыд, едва уловимый, но цепкий точно репей? Вдруг ее чувство вины – тоже ошибка, обман, недопонимание? И вдруг встреча с живой матерью, наконец, позволит освободиться дочери? Она представила, как подходит к дому, стучит и ждет.
Мысль о распахнутой в неизвестность двери вызывает дурноту. Может, морская болезнь Хави заразна? Вэл с трудом сглатывает, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Лучше вообразить так: когда она приблизится к дому матери, та оторвется от хлопот по саду снаружи, поднимет взгляд, увидит точь-в-точь похожие на свои глаза дочери и без слов поймет, кто перед ней. |