— А вдруг его, действительно, убьют, — волнуется Пьеретта. — Бедный мсье Морьес!

— Глупости! — твердо говорит Мари.

— Почему вы считаете, что этого человека хотят убить? — интересуюсь я.

Благодаря своему другу Робеспьеру я всегда серьезно отношусь к подобным разговорам.

— Не слушай ее, дитя, — вмешивается Мари. — Такие истории она сочиняет по пять штук в день. Натали никогда не говорит правду. Я не преувеличиваю.

Натали Планш начинает обиженно дуться, но молчит. Дабы показать, что она сильно оскорблена, женщина демонстративно идет молча.

— Не обижайся, — говорит Пьеретта, протягивая ей конфету.

Планш молча принимает угощение. Если честно, меня молчание этой дамы только радует. А вдруг она права!

Я, маркиз Жильбер де Лафайет, мне 32 года. Я главнокомандующий национальной гвардией. Мой проект декларации прав лег в основу «Декларации прав человека и гражданина», будущей Конституции Франции.

Сейчас я нахожусь в ратуше. Я шлю отчеты о парижских событиях в Собрание и королю. В городе, мягко говоря, неспокойно. Поход женщин на Версаль вызвал бурю. Нужно немедленно принять меры! Но какие?

Ко мне пришла депутация гренадер наемной стражи. Один из них обращается ко мне с речью:

— Мой генерал, мы, представители шести гренадерских рот, мы не считаем вас изменником, но думаем, что правительство вас обманывает; настало время, чтобы со всем этим покончить. Мы не можем действовать штыком против женщин, которые просят у нас хлеба. Надо идти за королем и привести его в Париж, надо уничтожить фландрский полк и дворцовую охрану. Если у короля не хватает силы для ношения короны, пусть он от нее откажется. Мы присягнем его сыну, при котором будет регентство, и тогда все пойдет лучше.

Мне не нравится их дерзость и самомнение.

— Вы собираетесь пойти против короля и принудить его вам сдаться? — спрашиваю я.

Мне дают четкий ответ:

— Мой генерал, нам это очень неприятно потому, что мы его очень любим! Мы надеемся, король не бросит нас, а если он это сделает, то у нас останется дофин.

— Как я понимаю, вы прибыли ко мне с предложением возглавить поход Версаль? — хочу уточнить я.

— Да, мой генерал, — отвечает представитель. — Если вы не верите нашим словам, то толпа на Гревской площади рассеет все ваши сомнения.

Я погружаюсь в размышления. Вести солдат на Версаль — очень серьезный шаг.

Для начала нужно отправиться на Гревскую площадь и самому во всем убедиться.

Я, маркиз Лафайет, верхом на белом коне еду через Париж. Никогда еще этот город не казался мне таким мрачным. Я слышу крики отовсюду.

— Женщины идут на Версаль! А гвардия попряталась! Позор!

— А мы, мужчины, куда смотрим! Черт с гвардией! Мы должны сами быть там!

— Верно, от гвардии никогда проку не было!

Я стараюсь не обращать внимания. Я выезжаю на Гревскую площадь. На меня тут же обрушивается шквал гневных речей и угроз.

— Лафайет, если ты не пойдешь на Версаль, мы вздернем тебя на фонаре! — кричит кто–то.

— Отрежем ему голову! — добавляет другой.

Даже мне, человеку пошедшему войну, становится не по себе. Солдаты были правы, положение угрожающее. Нужно немедленно организовать поход на Версаль. К тому же нельзя оставить без внимания то, что мятеж может быть использован в интересах герцога Орлеанского — моего врага! Этот двуличный человек мечтает стать королем Франции. Я не должен этого допустить. Орлеанский никогда не преследовал благородных целей.

Я отдаю распоряжение известить городские власти о своем решении.