– Она дала ей образование. В этом романе Агаты Кристи.

Смородина удивился только тому, что Александр не стал скрывать, что сюжет ему знаком. Конечно, узнав о его находке, он купил себе такую же книгу и тут же ее прочитал.

– Дала, да. И наверняка представляла это как великое благодеяние. Могла ведь и вилкой в глаз ткнуть. Меня удивляет только, когда при таком обращении от ребенка ждут любви. Не симметричного ответа, а почтения. Бедная девушка без каких-либо перспектив в жизни, кроме тяжелого труда за еду, якобы отец, который и не любит ее, и не считает нужным это скрывать. А родная мать в господском доме пальцем не шевелит, чтобы забрать ее, хотя это в ее силах. В романе, чтобы не воняло, это прикрыто еловыми веточками из того, что дочь не знает о том, что перед ней ее мать. И, наверное, хорошо, что не знает.

– Но она общалась с ней, уделяла внимание.

– Да. Как с собачкой. Я не понимаю, как это можно читать без содрогания. И ведь читали. Такое табу было наложено на тему нелюбви к детям, разочарования в материнстве.

– Вы принимаете к сердцу чужой вымысел?

– Да.

Александр явно ждал другого ответа. В его мире мужчина должен стыдиться проявлений человеч- ности.

– И чужую боль тоже. Просто я умею это делать. Вероятно, Ольгу забавлял тот факт, что у нее тоже растет тайный ребенок. Она наслаждалась игрой, оттого и говорила, что ее жизнь интереснее всяких романов. Аля ей не нравилась. И в этом не было ее вины, как не было заслуги Ольги в том, что ее полюбил мужчина с портрета. Просто так получилось. Девочке она объясняла, что та виновата в каждом случае ее плохого настроения и единственный способ это компенсировать – послужить ей, своей щедрой покровительнице. Попытаться как-то ей понравиться. Тут платье поношенное отдаст, тут образование в шарашкиной конторе оплатит. Но, так как уже в начале девяностых появились тесты ДНК, могли возникнуть осложнения. Человек с документами на руках, удостоверяющими право на наследство, может потребовать то, что ему причитается. А Ольга хотела жить так, как ей удобно… Преступления вокруг нее происходили – это вы верно прозрели. С тех пор как умер муж, она осталась без защиты. Но она не понимала, что ей нужна защита. Ведь она никогда в ней не нуждалась, считая свою безопасность естественной. Рыба не знает, что такое океан. Вы не объясните ей, что для выживания ей необходима вода… Когда Ольгу начали шантажировать…

– Когда?

– Вскоре после того, как преступник появился в доме. Никто не посадил бы Ольгу в тюрьму, не лишил бы дома и источников пассивного дохода. Ей угрожали оглаской ее секрета. И она боялась, что по телевизору будут обсуждать то, что у нее некрасивая глупая дочь. Поэтому и рисовала в дневнике могилы. Никакой связи с Гоголем и немецким романтизмом здесь нет! Просто две могилки решили бы все ее проблемы. Она хотела, чтобы ее называли меценатом, а не плохой матерью, что было бы ей противно до дрожи. Она, благородная, богатая, идеальная, отдала своего ребенка прислуге? Она может это сделать, да. Но говорить об этом? Нет! Ей даже некому было пожаловаться. Ни с кем у нее не было душевных, доверительных отношений. Она была уверена, что все вокруг ей завидуют. Ну, бедные ‒ понятно. А богатые? В том же поселке живут и адвокатесса, и врач. Они тоже? Нет, с равными дружить она не хотела, а никому из придворных не могла рассказать, что ее тревожит. Она ведь попала в исторический момент, когда детей нельзя не только бить, но и даже унижать. По крайней мере, нормальные люди это осуждают. И за эту свою гордыню ей в итоге пришлось заплатить жизнью. Ее убил человек, который ее шантажировал.

– Но как этот человек мог решиться ее шантажировать? Он что, не понимал, кто это?

– Напротив.