Чужие мучения не доставляли удовольствия Чарли Бимбому. Проснувшись, он всячески старался оттянуть визит в подземелье. Однако часовая стрелка перевалила уже за одиннадцать. Наблюдательный Симпомпончик давно определил, что колдун ни разу не появлялся раньше часа дня. О причинах Чарли, разумеется, не догадывался.

Ощущая, как подступает к животу звенящий холод, бандит оделся, собрал все необходимое и вызвал лифт, собираясь спуститься вниз.

Девочки сидели молча, томимые недобрыми предчувствиями. Утром, едва они проснулись, телеглаз загорелся ненадолго и сразу потух, как только был съеден завтрак, возникший на столе. Тут же исчезли и столовые приборы. Последними словами, вспыхнувшими сегодня на экране, были: «Тяните время. Молчание, тайна, надежда!»

Распахнув дверь, в камеру вошел Симпомпончик, насупленный и небритый. Сняв с плеча сумку, бандит опустил ее на стол, и там, внутри, что-то зловеще брякнуло. Аленка, распахнув во всю ширь глаза, попятилась от негодяя.

Чарли достал наручники. В следующий миг Лиза, не успев опомниться, оказалась прикованной к спинке кровати. Аленка кричала, пинала ногами гангстера, но в две секунды ее руки были скованы за спиной. Тюремщик рывком поднял девочку в воздухе и швырнул на жесткую койку.

— Все, хватит миндальничать! — он перевел дух. — Считаю до пяти. Ручки и личики портить вам не стану, чтоб не пугать телезрителей. А вот розовые ноготочки на ножках у малышки вырвем, как сорняки на клумбе. По одному. Ну, раз, два.

— Подождите!! — закричала Лиза.

— С тех пор я не спускала с вас глаз, милейшая Неровня! — Кожурка произносила слова медленно и отчетливо, спиной прижимаясь к двери. — Виду, конечно, я не подавала. Когда вы пытались разоблачить меня, как разведчицу, было достаточно трех слов из вашего досье, чтоб надолго заткнуть вам рот. Потом я подыграла королевской секретарше, и весь эпизод показался остальным невинной шуткой. Да, досье. Думаю, на нем и взял вас Очисток. Узнай все эту грязную, чудовищную тайну, вас просто растоптала бы толпа. Потом в гостинице шпионка еще раз встречалась со своим хозяином. На этот раз я слышала все. И откуда такой поэтический дар? Как там. «далеко в длину нас разделяет комнат анфилада»?..

Неровня величественно приблизилась к разведчице.

— Вы изолгались вконец, голубушка, — заявила дама, надменно скрестив руки на груди. — Для серьезных обвинений нужны доказательства!

— Загляните в мой спальный мешочек, Глазок! — Кожурка даже не моргнула. — Да, правильно, несколько бумажных обрывков. Достаньте любой и прочтите нам.

— «Дракон и фея — нет преграды боле, — с трудом разбирал Глазок. — Хочу бежать к вам не жалея ног.» Да, скверное дело. Ваш почерк, госпожа Неровня!..

И тут подозреваемая утратила самообладание.

— Это вражеские козни! — истошно заорала она. — Меня оклеветали!.. Почерк подделан!.. Я сочиняла пьесу!.. Умоляю, не трогайте МОЙ спальный мешок!..

Кожурка пулей метнулась к мешку Неровни.

Едва доступ к двери освободился, секретарша с неожиданной прытью подпрыгнула вверх, в руке ее матово высветился ключ, вошел в замочную скважину, повернулся. Чудом проскользнув в узехонькую щель, Неровня исчезла.

Клубень, Глазок и Кожурка налегли на дверь изо всей силы. Бесполезно! Та закрывалась с ровной пугающей мощью. Просвет, бывший шириной в палец, стал не толще крысиного хвоста, потом мышиного, сузился до нитки.