Она шагнула мимо него. Ее рюкзак — с дневником внутри — остался у двери. Она ощутила мгновенный укол стыда, но велела себе перестать волноваться и идти дальше. Они последовали за ней.
— Этот анфиладный или, по-другому, ружейный холл, называется так потому…
— Потому что, если выстрелить из ружья, стоя у парадной двери, пуля пролетит вдоль всего холла и вылетит через заднюю дверь, — сказал Джереми. — Взгляните, какая чудная лестница!
— Дерево-то гнилое! — указал ему Эйдан.
— Ерунда, — возразил Зак. — Правда, Эйдан. У меня в студии такое было. Тут нужен хороший плотник, вот и все.
Кендалл снова убеждалась, что дом великолепен. Конечно, гниль и разрушение не обошли его стороной, но элегантности ему было по-прежнему не занимать. В танцевальном зале были окна от пола до потолка. В гостиной стоял диванчик Дункана Файфа и расшитые гарусом стулья девятнадцатого века. Был даже рояль — правда, совсем расстроенный, как предупредила их Кендалл, а также изящные журнальные столики, секретер и прочее. У стены с семейными портретами, среди которых присутствовали настоящие произведения искусства, они остановились.
— Амелия? — спросил Эйдан, глядя на крайний портрет с правой стороны.
Портрет был выполнен всего несколько лет назад и изображал Амелию такой, какой ее знала Кендалл, — шапка белоснежных волос, лицо, хранящее следы былой красоты, яркие глаза и добрая улыбка.
— Видно, что она была хорошей женщиной, — заметил Закари.
— Еще какой, — подтвердила Кендалл.
Наверху Эйдан стучал кулаком в стены и топал ногами по полу. Потом он с любопытством оглядел лестницу, которая вела на чердак, где хранилось множество сундуков.
— Семейные летописи, — предположил Зак.
В ответ Эйдан лишь неопределенно хмыкнул.
Затем они спустились и пошли на кухню.
Несмотря на возраст кухни, Кендалл находила ее совершенно очаровательной. Но все трое братьев оглядывали ее скептически, явно не разделяя энтузиазма Кендалл.
— Она чудесная. Смотрите, здесь даже лифт есть, — говорила она, показывая им маленький кухонный лифт, управляемый рычагом. Когда-то он служил для подачи наверх горячих блюд и приема грязной посуды, белья, а иногда — одного-двух маленьких сорванцов.
Наконец они вышли во двор. Она показала им первую кухню, ставшую коттеджем управляющего, которого давно не было, и коптильню, до сих пор пахнущую дымом. Даже конюшня, сохранившаяся лучше прочих построек, хранила запах сена и лошадей, хотя Амелия последние двадцать лет не держала лошадей. Затем они прошли к ряду домиков, предназначавшихся для рабов. Большинство были двухкомнатными и требовали серьезного ремонта. У последней избушки в ряду Эйдан остановился и сказал:
— А здесь кто-то живет.
— Да ну? — удивилась Кендалл.
Когда он взглянул на нее, она поняла, что он проверяет ее реакцию. Он явно верил ей, но сам факт сомнения покоробил ее.
— С чего ты взял? — нахмурился Зак.
Эйдан пнул ногой кучу мусора.
— Да вот же, банки из-под супа.
— Да, вот такие мы детективы, — горько пробормотал Джереми. — Когда бы мы еще это заметили.
— Банки из-под супа и пивные бутылки. — Эйдан посмотрел на Кендалл: — А вы не знали.
Это было утверждение, а не вопрос.
Она покачала головой.
— Но… Амелия говорила, что видела какие-то огни. Может быть, ей не показалось.
— А вы не проверяли?
— Ну знаете ли, — с возмущением сказала она, — я приходила, когда она была больна, одинока и испугана. |