В доме Аля мыла окна, пылесосила, варила суп, поливала цветы, и во всем этом был смысл, и все производимые ею звуки и заполнявшие пространство запахи были результатом каких-то правильных действий, целью которых были порядок и гармония.

А чем занимался он сам? Что полезного делал? Ну да, работал по-крупному с китайскими бизнесменами, зарабатывал и вкладывал деньги в новые проекты, покупал землю, инвестировал в строительство домов, искал возможность заработать еще больше, и, когда получал большую прибыль, вместо того чтобы, как он мечтал раньше, заняться кино, вложить деньги в экранизацию своего любимого с детства фантастического романа, откладывал это на потом и снова летел в Китай, чтобы заключить новую сделку, купить, к примеру, крупную партию электровелосипедов или, чем он давно планировал заняться, жемчуг.

От собственных идей, причем вполне себе жизнеспособных, прибыльных, у него буквально лопалась голова. Мыслей было так много, и все проекты казались ему вполне себе реальными, просто возьми и сделай, но в какой-то момент, захлебнувшись в водовороте дел, событий, поездок, он понял, что потерял главное, что двигало им, — вкус к жизни.

Он не получал удовольствия ни от вкусной еды, напитков, красивой одежды, автомобилей, ни от созерцания красивых женщин, природы. Он словно опустел и однажды, проснувшись, голодный и слабый, представил себя пустой лабораторной пробиркой.

И рядом не было никого, кому он мог бы признаться в этой своей слабости, поделиться тем, как ему тяжело, что он, по сути, умирает. Что он словно растратил отпущенные ему на всю жизнь силы вот за эти молодые годы. И все — его жизнь закончена. Хотя физически он был вроде бы здоров.

Конечно, он понимал, что мог бы обратиться к психологам или психиатрам, но это если бы он верил им. Ну не мог он представить себе человека, совершенно постороннего, чужого, который вдохнул бы в него жизнь. Какой-нибудь мрачный и уставший разгребать чужие завалы бед и несчастий доктор-психиатр вряд ли оценит его душевный ущерб правильно. Вряд ли найдет волшебные слова, которые вернут его к жизни. Их попросту нет. Или, что еще хуже, пропишет ему какие-нибудь успокоительные таблетки. Ну и посоветует, конечно, побольше отдыхать, бывать на свежем воздухе, отправиться в путешествие…

Он так хорошо представлял себе беседу в этим воображаемым хрестоматийным доктором-психиатром, что как будто бы уже много раз побывал у него, послушал, и от этих бесед его затошнило еще больше, чем от запаха готовящегося на плите жирного супа…

Как-то раз утром, приняв душ и вернувшись в постель на слабеющих ногах, Матвей позвал Алю и попросил принести ему завтрак.

«Я машина, у которой закончился бензин».

Так он сказал сам себе, решив, что поест во что бы то ни стало.

Аля, обрадовавшись, что хозяин не умрет в ближайшие пару дней от голода, а она, само собой, не потеряет работу, с радостью принесла ему поднос с овсянкой и кофе.

И каша была вкусной. Он как бы понимал это, не ощущал, а именно понимал, и кофе тоже отличный, но, что самое ужасное, Матвей не видел смысла все это есть! Ну поест он, а дальше-то что?

Единственным близким человеком, которому он мог бы рассказать о своей беде, была мама. Но она не так давно вышла замуж и переехала из Москвы в Питер.

Он не будет ее тревожить. Зачем? Она так счастлива сейчас со своим художником, что он просто не имеет права нарушать ее покой и мешать ее счастью.

Надо бы отправить ей цветы. Большой букет роз, что явно обрадует ее.

Он уже открыл интернет, чтобы выбрать букет, как вдруг подумал, что, после того как получит цветы, она же непременно позвонит ему и спросит: «Как ты, сынок? Все ли у тебя в порядке?»

И ему придется ей солгать, что все хорошо. А вдруг он случайно обронит что-то такое, что насторожит ее? Вдруг он выдаст чем-то свое состояние? Хотя бы тоном.