Она увидела, что причинила Эль Чико боль, унизив его, и сказала, смягчившись, проницательно глядя на него:

– Не ты ли приносил цветы, которые я подчас находила на моем окне?

Карлик покраснел и утвердительно кивнул.

– Зачем ты это делал? – настаивала она, по-прежнему пристально глядя на него.

Он ответил искренне и не раздумывая:

– Я не хотел, чтобы ты считала меня неблагодарным. Мне безразлично, что подумают другие, но ты – другое дело, вот оно как! Я решил, что ты догадаешься и простишь меня.

Секунду она смотрела на него, не отвечая, а потом произнесла с загадочной улыбкой:

– Отлично! Но как же ты сумел добраться до моего окна? Несчастный! Неужели тебе никогда не приходило в голову, что ты мог сорваться и разбиться и что я до конца своих дней корила бы себя за твою смерть?

Он почувствовал, как радостно забилось его сердце. Значит, она больше не сердится. Она по-прежнему любит его, коли так боится за его жизнь. И звонко рассмеявшись, он объяснил:

– Это совсем не опасно. Я маленький, легкий и цепкий – вот оно как!

– Это верно, ты ловкий, словно обезьяна, – сказала она, тоже радостно рассмеявшись. – И все-таки не делай этого больше... Ты будешь давать цветы прямо мне в руки, так будет лучше.

– Ты хочешь, чтобы я приходил к тебе? – спросил он, весь трепеща, с надеждой в голосе.

Она скорчила жалобно-презрительную гримаску:

– Раз уж ты вернулся, не выгоню же я тебя, верно?

– Но что скажет твой отец? Мануэль?

Она равнодушно махнула рукой, показывая, что это вовсе не заботит ее, и решительно заявила:

– Ты хочешь видеть меня, не прячась и не боясь? Хочешь или нет?

Он в восторге молитвенно воздел руки.

– В таком случае, – сказала она со своей озорной улыбкой, – об остальном не беспокойся. Ты будешь есть вместе с нами, ночевать ты будешь здесь, я прикажу тебя прилично одеть, а что касается работы, ты будешь делать лишь то, что тебе самому захочется. Пойдем, нам пора.

Он покачал головой и не двинулся с места. Хуана побледнела и, устремив на него обиженный взгляд, проговорила со слезами в голосе:

– Значит, ты не хочешь?

И тотчас же добавила, напустив на себя властный и решительный вид:

– Значит, я уже больше не твоя маленькая хозяйка? Ты меня больше не слушаешься? Ты бунтуешь?

Эль Чико ответил очень тихо, но твердо:

– Ты есть и всегда будешь смыслом всей моей жизни. Чтобы увидеть тебя, я пройду через огонь... Но я больше не хочу, чтобы ты меня кормила, одевала и давала мне кров.

Девушка невольно бросила взгляд на его лохмотья, и он опять опустил голову и покраснел. Она нежно, но решительно взяла карлика за подбородок, вынудила его посмотреть на нее и заглянула прямо ему в глаза. И вдруг она поняла, что происходит в его душе. С присущей ей чисто женской деликатностью она не стала более настаивать на своем.

– Изволь, – сказала она после паузы. – Ты станешь приходить, когда захочешь. Что до всего остального, то поступай, как знаешь. Но если тебе что-нибудь понадобится, помни – ты причинишь мне большую боль, коли позабудешь, что я навсегда останусь твоей любящей и преданной сестрой. Обещаешь ты мне, что не позабудешь об этом?

Она произнесла это так нежно и взволнованно, что ошибиться насчет ее чувств было невозможно.

И тогда – так уже случалось и прежде, когда Хуана изображала королеву, а Эль Чико смиренно воздавал ей почести – он опустился на колени и тихонько прильнул губами к ее атласной туфельке.