|
Вы принесли себя в жертву, соединили ваши усилия и мужественно взялись за дело. Сегодня все вы – тайные вожди. Каждый из вас представляет силу в несколько сотен бойцов, ждущих лишь приказа. Народное восстание, которым вы готовы руководить, вот-вот поднимется, и оно приведет к отделению Андалузии. Вы мечтали сделать из этой провинции независимое государство, где вы сможете жить свободными людьми, где всякий, кто почитает свободу другого, почитает законы, которые вы пересмотрите в сторону большей человечности и справедливости, почитает вождей, которым он по собственной воле дал власть, – всякий будет свободен исповедовать веру, преподанную ему отцами или же продиктованную ему разумом. Само собой разумеется, при вашем правлении ненасытный минотавр, именуемый инквизицией, навеки исчезнет.
– Да, – крикнуло несколько голосов, – пусть эта проклятая инквизиция сгинет навеки! – Это будет государство, где наука станет уважаема и обладание знаниями будет приравнено к благородному происхождению, где ученость станет доступна всем, а не одной только ничтожной горстке церковников и монахов, стремящихся удержать народ во мраке невежества, чтобы полностью распоряжаться им; наконец, государство, где общественные должности будут поровну распределены между достоинством, если даже оно родом из низших слоев общества, и происхождением. – Честь, отвага, ученость, порядочность, искусства, поэзия значат не меньше, чем знатность! – провозгласил чей-то голос, в котором звенело воодушевление. – Мы все придерживаемся того же мнения, – строго отозвалась Фауста. Она помолчала, словно желая оставить собравшимся время для выражения чувств по поводу этой реплики. Никто не откликнулся. Никто не шевельнулся. Все лица по-прежнему были непроницаемы. Фауста чуть заметно улыбнулась и продолжала: – Вы уже знаете о таинственном рождении сына дона Карлоса и, следовательно, внука кровожадного деспота, в чьем железном кулаке медленно агонизирует Испания. Вы собирались сделать этого сына инфанта Карлоса вашим предводителем, надеясь, что Филипп согласится на раздел своего государства в пользу внука. Ведь так, не правда ли? Спрошенные напрямую, присутствующие ответили утвердительно. – Ну так вот, – решительно отрезала Фауста, – вы ошиблись, и жестоко ошиблись! Со всех сторон послышались протестующие возгласы. – Почему? – воскликнуло несколько голосов посреди этого шума. Фауста невозмутимо ждала, не пошевелив рукой, не пытаясь прекратить шум. Когда он утих сам по себе, она холодно проговорила: – Никогда – вы слышите – никогда гордость Филиппа не позволит ему согласиться на такой раздел. – Но никто и не будет спрашивать его согласия, – пояснил кто-то. – В нужный момент у нас хватит сил, чтобы навязать нашу волю. – Филипп уступит только силе, в этом мы все согласны. Охотно допускаю, что у вас будет эта сила. Но что вы станете делать потом? – Мы будем свободны у себя дома! – Не надолго, – отчеканила Фауста. – Ваше заблуждение чрезвычайно опасно для будущего вашей затеи, для вашей личной безопасности. Даже если вы окажетесь победителями, ваши дни будут сочтены – это касается всех вас, известных и признанных главарей движения. Она продолжала еще более убежденно: – Надо очень плохо знать неуступчивый характер короля, чтобы предположить, будто он, даже побежденный, смиренно примет свое поражение. Да, будучи побежденным, король уступит. Это понятно. Но можете быть уверены – с первого же дня он начнет втайне подготавливать свой реванш, и тут уж он будет беспощаден. Ваша победа окажется всего лишь следствием неожиданности. |
