И он вышел твердой уверенной поступью; Эспиноза следил за ним со странной улыбкой на губах.

Глава 15

ПЛАН ФАУСТЫ

Понте-Маджоре увлек Монтальте за собой, за пределы Алькасара. Не говоря ни слова, он привел его на почти пустынные берега Гвадалквивира, неподалеку от Золотой башни, стоявшей, словно часовой, у въезда в город. В нескольких шагах позади них, не теряя их из виду, шел монах, казалось, погруженный в глубокие размышления.

Оказавшись на берегу реки, Понте-Маджоре огляделся: не видя никого, он наконец остановился и, встав с вызывающим видом перед Монтальте, сказал, задыхаясь от ярости:

– Послушай, Монтальте, здесь, как тогда в Риме, я спрашиваю тебя в последний раз: ты откажешься от Фаусты?

– Никогда! – отвечал Монтальте с мрачной решимостью.

Лицо Понте-Маджоре исказилось, его рука – сжала рукоятку кинжала. Однако нечеловеческим усилием воли он овладел собой и продолжал уже почти умоляющим тоном:

– Ты можешь не отказываться от нее, но хотя бы расстанься с ней... на время. Послушай, Монтальте... Мы были когда-то друзьями... Мы могли бы стать ими вновь... Если хочешь, мы могли бы оба уехать, вернуться в Италию. Тебе известно, что папа болен? Твой дядя очень стар, очень слаб... Приходится опасаться худшего, а ведь мы оба чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы оказаться в Риме в тот момент, когда наступит неизбежная развязка, – ты, Монтальте, ради тебя самого, ведь ты был назначен преемником Сикста, а я ради своего дяди, кардинала Кремонского.

При известии о болезни Сикста V Монтальте невольно содрогнулся. Тиара всегда была целью его честолюбивых устремлений. И вот теперь, раздираемый двумя противоречивыми чувствами – любовью и честолюбием, он должен был немедленно выбрать: скакать ли в Рим, чтобы попытаться возложить на себя упавшую папскую корону, и, следовательно, удалиться от Фаусты, не видеть ее более, или отказаться от своих честолюбивых замыслов. Но он колебался всего секунду; решительно тряхнув головой, он сказал со злостью:

– Ты лжешь, Сфондрато! Тебя, как и меня, вовсе не заботит смерть папы и вопрос о его наследниках... Ты хочешь удалить меня от нее!

– Да, это правда! – прорычал герцог Понте-Маджоре. – Мысль о том, что я живу вдали от нее, а ты можешь ее видеть, разговаривать с ней, служить ей, любить ее... быть может, ты даже заставишь ее полюбить себя!... эта мысль для меня невыносима, и меня захлестывает ярость и охватывает неистовое желание убивать!.. Ты должен уехать, ты должен отправиться вместе со мной!.. Я никогда не увижу ее, но и ты тоже ее не увидишь... Я буду избавлен, по крайней мере, от этой чудовищной пытки, которая способна свести меня с ума.

Монтальте пожал плечами и глухо произнес:

– Безумец! Ее присутствие столь же необходимо мне, как воздух, которым я дышу... Покинуть ее!.. Иначе говоря, ты просишь у меня мою жизнь!..

– Тогда умри немедленно! – вскричал Понте-Маджоре; он занес шпагу и бросился на Монтальте.

Монтальте избежал удара – отпрыгнув назад, он молниеносно выхватил свою шпагу из ножен и встретил удар, не дрогнув; стальные клинки, скрестившись, громко зазвенели.

В течение нескольких секунд под ослепительным солнцем кипела яростная схватка: на молниеносные выпады следовали стремительные парирующие удары, за тигриными прыжками – внезапные приседания; сцена сопровождалась проклятиями, воплями и ругательствами; перевеса не было ни на той, ни на другой стороне.

Наконец Понте-Маджоре, после нескольких мастерски выполненных ложных выпадов, вдруг резко подался вперед – и его шпага вонзилась в плечо противника.

Но в тот момент, когда он с радостным воплем распрямился, Монтальте, собрав все свои силы, нанес ему сильнейший удар, так что острие шпаги вышло у герцога из спины.