Капля мышьяка в чай каждый день. По капле в суп, вино, салат.

Этого количества было вполне достаточно. Я мог продолжать работать, но способности мои увядали, и потому она могла взять руководство в свои руки. Контролировать мои выступления. Подавить мою независимость настолько, что я не мог сопротивляться ей, но чтобы при этом она могла не считать себя убийцей.

Тут вдруг сын крикнул во весь голос, глядя на тело Кассандры (я даже вздрогнул от неожиданности):

— Ты этого хотела, да? Тупая, безмозглая сука! Тебе следовало бы нанять фармацевта, чтобы справиться с такой задачей. Ты убивала меня медленно, но верно!

Он снова задрожал.

— Я должен держать себя в руках, — пробормотал он тихо. — Прежде всего — контроль.

«Контроль! Контроль — это краеугольный камень нашей личной и профессиональной жизни», — всегда твердил я ему.

Сколько раз я повторял Максу этот Великий принцип Великого Делакорте?

— Теперь ты понимаешь, почему я сделал это, padre? — спросил он меня, как только овладел своим голосом.

«Понимаю, но не могу оправдать твою жестокость, — хотелось мне сказать сыну. — Тебе следовало обратиться к властям. Правосудие должно выносить приговор и вершить суд. Она непременно понесла бы наказание».

Но обратиться к правосудию для него означало бы поступиться гордостью. Поскольку гордость требовала отмщения. И если быть честным до конца, я не мог бы с уверенностью сказать, что в аналогичном случае, я не поступил бы так же. Возможно, я бы тоже пошел на убийство.

Как и Аделаида, моя Кора была ангелом. Но если бы я имел несчастье жениться на Кассандре, то…

Голос Макса оторвал меня от печальных мыслей.

— Что ж, теперь ты все знаешь, — сказал он. — Даже не могу выразить, как мне жаль, что ты лишился уважения ко мне. Но все равно не испытываю жалости к этой похотливой, жадной, бесчестной суке.

Рывком поднявшись на ноги, он подошел к каменной стене и снова нажал на заветный выступ. Механизм загудел, морозильная камера стала медленно задвигаться. Макс шагнул вперед и пристально взглянул в лицо Кассандры.

Что он видел в нем? Ее тело висело совершенно безжизненно, неподвижно. Лицо казалось серой страшной маской. Макс надел очки, чтоб лучше ее видеть. Что же он видел? Мое сердце медленно и трудно отсчитывало секунды.

Макс приблизился вплотную к трупу. Их лица были почти прижаты друг к другу. Ледяная лапа страха сжала мои внутренности. И тут с губ Макса сорвался крик ужаса: правая рука Кассандры чуть дрогнула.

— Нет! О нет! — прошептал он. (Сомневаюсь, что он сам слышал свои слова.)

Ладонь Кассандры снова повисла неподвижно, как и все тело.

«Нет!» Мой внутренний крик вторил возгласу моего сына. Это невозможно. То, что мы видели, было всего лишь физической реакцией мертвого органа. Бесконтрольное сокращение мышц, вызванное разностью температур в камере и комнате. Несомненно, так оно и есть.

Макс судорожно сглотнул. Придвинулся еще ближе. Время словно остановилось.

— Неужели она еще не умерла? — едва слышно произнес он.

Гримаса ненависти исказило его лицо.

— Этот идиот Брайан! Если это его рук дело, я ему покажу!

Снаружи бушевала буря. Шум ливня перекрывался завыванием ветра. По кабинету бродили тени. «Нужно зажечь свет», — подсказал мне внутренний голос. Тот голос, которого я не слышал уже почти семьдесят лет. Голос испуганного темнотой маленького мальчика.

Макс продолжал стоять вплотную к Кассандре. «Он должен узнать», — понял я. Еще ближе. Ближе. Его лицо почти прикасалось к ней.

И хриплый крик сорвался с его губ, когда правая рука Кассандры, подобно паучьей лапке, взлетела и схватила его за лацкан.