|
Ну, знаете, та античная скульптура перед зданием «Эдема», в окружении птиц и ангелов? Когда я в первый раз увидела ее, она показалась мне самым странным созданием на свете. Я не смогла бы определить, мужчина это или женщина. Лэш молча покачал головой. — Что ж, хорошо, что хоть один из нас посмотрел. Это Тирезий. — Кто? — Персонаж из греческой мифологии. Видите ли, Тирезий был мужчиной, который стал женщиной. А потом снова мужчиной. — Что? Почему? — Почему? Не спрашивайте. Это было в Фивах. Тогда всякое бывало. В общем, Зевс и Гера спорили, кто получает больше радости от секса — мужчины или женщины. Поскольку Тирезий был единственным, кто познал и то и другое, его позвали, чтобы он рассудил их. — Продолжайте. — Гере не понравилось то, что он сказал. Она ослепила его. — Вполне типично. — Зевсу стало совестно, и он наделил его даром ясновидения. — Весьма мило с его стороны. Но вы кое-что пропустили. — Что? — Что именно сказал Тирезий такого, что так прогневало Геру. — Он сказал, что женщины получают больше радости от секса, чем мужчины. — В самом деле? — В самом деле. В девять раз больше. «Вернемся к этому позже», — подумал Лэш, поднимая бокал. — Почему бы нам не выпить за гермафродитов? Диана немного подумала. — Вы правы. Значит, за гермафродитов. Они чокнулись. Лэш глотнул вина и счел его превосходным. Он решил: хорошо, что Диана не выглядит как Клодетт Кольбер. Подобное внушало ему страх. — Где вы набрались таких знаний? — спросил он. — Собственно, я всегда об этом знала. — Дайте догадаюсь. Вычитали «Мифологию» Балфинча во время экскурсии по Франции. — Неплохая попытка, но мимо. Можно сказать, что это часть моей работы. — Вот как? А кем вы работаете? — Преподаю английскую литературу в Колумбийском университете. Лэш кивнул. Это произвело на него впечатление. — Прекрасное учебное заведение. — Я обычный преподаватель, но с видами на повышение. — Какая ваша специальность? — Пожалуй, романтизм. Лирическая поэзия. Лэш ощутил странную дрожь, словно что-то внутри его внезапно нашло свое место. В колледже он любил романтическую поэзию, но психология и требования учебы отодвинули эти интересы на задний план. — Очень интересно. Так уж вышло, что в последнее время я читал Басё. Конечно, это не романтик в точном смысле этого слова. — Ну, по-своему — более чем. Величайший поэт японских хайку. — Об этом я не знал. Но его стихи запомнились мне. — С хайку всегда так. Они затягивают — сначала кажутся такими простыми, а потом атакуют тебя со всех сторон. Лэш вспомнил Льюиса Торпа. Он сделал еще глоток вина и процитировал: О, благодать! Сквозь нежную зелень, первую зелень — Солнечный свет.[20] При этих словах улыбка на ее губах погасла, лицо приобрело сосредоточенное выражение. — Еще раз, — тихо попросила она. |
