— Вот и вы разговариваете со мной, как с ребенком.

— Такой уж я нескладный… Вы очаровательная молодая девушка. Неудивительно, что Берти Карт…

— Извините, нам пора,— сказала Дженни.— Это был восхитительный вечер. Где миссис Пейстон?

Мы нашли Сэма и все вместе поблагодарили миссис Пейстон.

— Когда у вас будет желание выкупаться, приходите запросто, без звонка.

Формально предложение было адресовано всем нам, но по тончайшим нюансам можно было понять, что миссис Пейстон приглашает прежде всего Сэма.

— Ну и противный же он! — Коринна как будто продолжала прерванный спор.

— Кто?— спросил Сэм.

— Мистер Пейстон. Весь какой-то масленый, чванливый. И позволяет себе некрасивые намеки. И как она с ним живет? Она… она как жемчужина в роскошном свинарнике…

Я рассеянно слушал этот разговор; не обратил я особого внимания и на сравнение, которое сделала моя дочь. Если миссис Пейстон и впрямь жемчужина, то в течение вечера эта жемчужина, казалось, обретала все новые и новые облики. Меня угнетало недоброе предчувствие: если я верно истолковал некоторые услышанные реплики, этот званый ужин должен был поднять сильную бурю в нашей деревне.

4. ЗЛОБНЫЕ ПИСЬМА

На следующий день была страшная жарища. Как все английские деревни по воскресеньям, Нетерплаш Канторум погрузился после обеда в мертвый сон. Только у нас во дворе слышался легкий хруст: это, вооружась кривым садовым ножом, Сэм вырезал заросли крапивы и подравнивал разросшуюся живую изгородь в дальнем конце сада. Я подозревал, что в основе его кипучей деятельности лежит не просто естественное для молодого человека желание поиграть мускулами, а нечто другое. Дженни наслаждалась сиестой, не выходя во двор. Коринна, покачиваясь в гамаке, натянутом между яблонями, пыталась одолеть книгу, а Бастер так и норовил отгрызть уголок от ее переплета. Я тоже пробовал читать, но вскоре вернулся в тень веранды, пристроенной Джорджем Миллзом к моему кабинету в западной части дома, и стал любоваться клумбой, густо засаженной колумбинами, в самом центре лужайки.

Дженни и я — одно целое. Какое-то телепатическое наитие заставило меня войти в дом и подняться в нашу спальню. Дженни металась на постели, громко всхлипывая. Вдруг она села, глядя на меня сонными глазами, и вскрикнула. Я подбежал к ней и стал ее успокаивать.

— Я проглотила его,— сказала она, все еще в дремоте. Отвращение смешивалось в ее голосе с недоумением.— Я проглотила его,— повторила она.

— Что проглотила, любимая?

Только тогда она окончательно пробудилась.

— Не помню.— Наконец-то она узнала меня.— Я что-то говорила во сне?

— Да. Ты выкрикнула: «Я проглотила его». Что это было?

— В самом деле? Не помню.

— Может, тебе приснилось, что ты проглотила снотворное или что-нибудь в этом роде?

Дженни была вся в поту. Я тоже.

— Не помню, что мне привиделось,— повторила она с легкой дрожью в голосе.— Странно… Который час? Не выпить ли нам холодного чая?

Вот и все. После ужина Сэм укатил на своей колымаге в Бристоль — свободен он каждый третий уик-энд и приедет теперь лишь в июле, когда у него будет двухнедельный отпуск. Тогда-то мы вдоволь пообщаемся.

Если не считать кошмара, который приснился Дженни, день прошел спокойно. Но, как оказалось, это было затишье перед бурей. На другой день вечером, когда Дженни с Коринной готовили ужин, я отправился в таверну. Обычно она заполняется посетителями после восьми вечера. Но в шесть часов она была совершенно пуста.

— Слыхали вы последние деревенские сплетни? — спросил Фред Киндерсли, наливая мне пинту вина.