— Надеюсь, вы ее не порвали? Чем больше таких улик, тем легче полиции будет установить…

— Разумеется, не порвал,— перебил он.— Люди моего положения часто получают анонимные письма. Многие не обращают на них внимания. Я считаю, это неразумно: по одной из ста анонимок можно догадаться, откуда дует ветер. Мой личный секретарь подшивает их в специальное досье.

Я просто оторопел, услышав это странное признание.

— Сдается мне, по характеру этих писем можно определить, кто их сочинитель,— сказал я.

— Очевидно.— По выражению лица Пейстона я понял, что он не терпит трюизмов.

— В тех двух письмах, что я видел,— на имя моей жены и Берти Карта,— нет никаких интимных или секретных сведений, ничего такого, что их автор не мог бы почерпнуть из разговоров со знакомыми, близкими и дальними, или же из местных сплетен.

— Тем труднее его разоблачить. Так получается?

Я пожал плечами.

— Надо было бы глянуть на другие письма. Это может навести на след. Или хотя бы снять подозрение кое с кого.

— Вы хотели бы прочитать полученную мною анонимку?

— Нет, конечно,— отозвался я, уязвленный скрытым намеком на то, что вмешиваюсь в чужие дела.— У меня нет ни малейшего желания…

Он снова не дал мне договорить — бросил передо мной игральную карту.

— Вот эта анонимка. Достаточно мерзкая. Но писал, безусловно, какой-то идиот.

Я прочитал:

СМОТРИ ЗА СВОЕЙ ШЛЮХОЙ СТАРЬЕВЩИК

УЖ БОЛЬНО ОНА СЛАБА НА ПЕРЕДОК

— Мой отец нажил состояние на скупке товарных излишков у правительства,— вдруг сказал Пейстон.

Я был чрезвычайно смущен — тем более что он, видимо, хотел бы знать мое мнение, голову мне сверлила одна-единственная мысль: «Правда ли то, что написано?» Наконец я взял себя в руки.

— Видела ли это… миссис Пейстон?

— Нет, разумеется.

Снова молчание.

— Может, и ей прислали такое письмо?

— Не знаю. Никогда не вижу ее по утрам.— В его голосе сквозило раздражение. Он стал не спеша наводить порядок на столе, руки его ничуть не дрожали.— Ну что, поможет вам это письмо?

— Поможет? В чем?

— Установить личность писаки.

— Пока трудно сказать. Но все три письма свидетельствуют, что это человек образованный.

— Почему вы так полагаете?

— Их лексика не похожа на, скажем, крестьянскую. А ваше письмо, при всей его непристойности, не лишено даже остроумия.

— Остроумия?— Голос Пейстона обрушился с тяжестью молота.— Вы находите в этой грязной писанине остроумие?— Его глаза метали гневные искры, как будто это я был анонимным автором.

— Я хочу сказать, что в нем чувствуется определенная живость ума. Богатая выдумка.

— Выдумка? Ну, чего-чего, а этого там пруд пруди. Намекать, что моя жена…— Он говорил захлебываясь, и я только сейчас осознал, какая ярость клокотала в нем все это время, и еще я подумал, что, будь он полностью уверен в жене, вряд ли он позволил бы себе взорваться.

— У меня есть еще одна причина предполагать, что анонимщик человек образованный.— Я рассказал о надписи, которую Дженни обнаружила на стене моего кабинета. Роналд Пейстон нетерпеливо махнул рукой, словно упрекая меня в многоречивости, а это и вправду мой недостаток.

— Что же вы советуете предпринять?— резко спросил он тоном начальника, обращающегося к подчиненному.

— Очевидно, следует заявить в полицию. Не знаю только, насколько местные полицейские…

— Бесполезно. Состаршим констеблем яужезнаком.