Повернув ключ в замке, Шейн втолкнул Конроя внутрь и щелкнул выключателем на стене.

Его взору открылась двуспальная кровать и женщина, лежавшая на кровати лицом вверх. Она была полностью одета. Глаза ее были закрыты, а лицо в электрическом свете казалось мертвенно-бледным.

Это была Дороти Ларсон.

Шейн толкнул Конроя в грудь с такой силой, что тот отлетел к стене, ударился головой и соскользнул на пол. Затем детектив запер дверь на задвижку, подошел к Дороти и положил руку на ее запястье. Ее рука была теплой, пульс бился сильно и ровно. По всей вероятности, это был наркотический сон. Когда Шейн склонился над ней, она еле слышно застонала, веки ее вздрогнули, открыв белки глаз, затем снова опустились.

Шейн выпрямился и посмотрел на Конроя, уже поднявшегося с пола.

– Чем вы ее напоили? – спросил он.

– Дал ей пару снотворных таблеток,– с готовностью ответил Конрой.– Как раз, чтобы она поспала, пока я не вернусь. Она скоро проснется и сама все расскажет, она подтвердит. Я не обижал ее. У нее была истерика, и я боялся, что она сделает какую-нибудь глупость. Я привез Дороти сюда, чтобы спасти ее от мужа, разве вы не понимаете? Это было еще до того, как он вернулся, застрелил Уэсли и попал в руки полиции. Если бы его не арестовали, он прикончил бы и ее заодно. Я не мог так рисковать. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Честно говоря, нет,– Шейн опустился на стул и достал сигарету.– Значит, вы поехали к ней после того, как закололи Эймса и украли документы, которые хотел получить Шустер?

– Я не убивал его,– Конрой поискал взглядом кресло, сел и с невинным видом уставился на детектива.– Выходит, вы докопались до истины, а? Первые подозрения у меня возникли, когда вернулись вы, а затем сержант. Кстати, он так и не сказал нам, почему было решено продолжить следствие, хотя убийца уже сидит за решеткой. А потом вы спросили о ноже для бумаг.

– Этим ножом вы и воспользовались? – мягко спросил Шейн.

– Говорю вам, я не убивал. Я вошел в кабинет, а он был уже мертв. Я видел колотую рану в сердце и был убежден, что это сделал Ральф Ларсон. А с какой стати мне было думать иначе? – горячо продолжал он.– Ларсон был последним, кто поднимался к Эймсу по боковой лестнице, а когда через пятнадцать минут я зашел в кабинет, то увидел убитого Эймса. Кто, кроме Ларсона, мог убить его? Вы и представить себе не можете мои чувства, когда я вернулся и услышал, что Ларсон ворвался в кабинет с револьвером и застрелил мертвеца. Что я мог сказать? Мне оставалось держать язык за зубами и надеяться на лучшее. Какая разница, за что его посадят на электрический стул: за первое убийство, за второе… или за оба? Хотя я до сих пор не могу понять, зачем он застрелил человека, которого незадолго до этого зарезал ножом.

– Вернемся немного назад,– сказал Шейн.– По вашим словам, вы слышали, как они спорят в кабинете, затем Ральф ушел… Через несколько минут вы поднялись в кабинет и обнаружили мертвое тело. Я правильно понял?

– Да, и это чистая правда. Я знал, что конверт с документами Мурчисона лежит у Эймса в ящике письменного стола. Я знал и цену, которую платил Шустер, двадцать пять тысяч. Я быстро положил конверт к себе в карман, вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь. В тот момент я больше всего боялся, что, убив Эймса, Ларсон может убить и Дороти. Или он признается ей в убийстве, а она не выдержит и расскажет ему… Если бы она сломалась и сказала Ларсону, что он выбрал не ту мишень для ревности, то он бы как пить дать прикончил меня: ему уже нечего было терять. Я должен был приехать к ней первым и заставить ее замолчать, разве не ясно?

– Начинаю понимать,– медленно сказал Шейн.