3. Одной из причин призыва корейцев на военную службу было стремление японцев сократить численность этнических корейцев. В Японии существовало опасение, что гибель большого числа этнических японцев откроет дверь корейцам, которые «в будущем будут представлять серьезную угрозу», особенно, судя по книге Масао Ямадзаки An Outline of the History of the Army System («Краткая история армейской системы»), из-за их «пугающей способности к воспроизводству».

4. Сведения о том, что корейцы продолжают гнусную практику янфу (использования женщин для утешения) и после Второй мировой войны в последние годы получили освещение в исследованиях корейского социолога Ким Квиока, который тщательно изучил официальные документы южнокорейских военных Hubang Chonsa («История войны на домашнем фронте»), а также воспоминания многих отставных солдат и офицеров в докладе, озаглавленном «Корейская война и женщины: с особым вниманием к женщинам для утешения и к военным борделям». С этим докладом Ким Квиок выступил в 2002 году в Японии. По мнению этого социолога, корейские вооруженные силы использовали специальные подразделения женщин, а также мобильные подразделения женщин и местных проституток.

5. Ян Эггинк вспоминал исполнение хорала «Тихая ночь, святая ночь» в Рождество 1944 года в документальном фильме Eindstation Pakan Baroe (фильм был показан в Нидерландах в 1997 году). Стихотворение, которое Эггинк посвятил своей жене, опубликовано в книге «Суматранская железная дорога».

Однажды в Пакан-Барое приехал японский военный оркестр. Всех пригласили на концерт в соседней деревушке. Это приглашение было отвергнуто всеми военнопленными, поэтому некоторым из них приказали идти на концерт. В числе таких пленных оказался и Питер Хартли. После дня изнурительной работы отправленные на концерт пленные пересекли реку на пароме и прошли долгий путь до деревни. Для музыкантов был сооружен большой бамбуковый навес, но слушатели сидели на земле в окружении японских офицеров, восседавших на креслах и скамейках.

Оркестранты едва-едва настроили инструменты, когда над деревней прокатился оглушительный раскат грома. Оркестр играл «странные японские композиции, которые, предположительно, рассказывали историю бомбардировки Нью-Йорка японскими ВВС», – напишет Хартли в книге «Бегство в неволю». Затем буря разразилась всерьез. Повсюду забарабанили огромные светящиеся струи воды, но людям приказали оставаться на месте до окончания концерта. Трава, на которой сидели слушатели, быстро превратилась в огромную лужу, поскольку муссонный ливень продолжался, и за его шумом музыка была практически не слышна.

Наконец, когда все вымокли до нитки и затряслись от холода, празднество подошло к концу. Военнопленные, увязая в грязи, побрели обратно в лагерь. Когда они дошли до реки, ее течение было еще быстрее прежнего, и паромщик исчез. Не имея другого выбора, пленные рискнули своей жизнью и погрузились на лодку. Более того, им удалось перебраться на другой берег, не перевернувшись. Когда они, мокрые, грязные и замерзшие, добрались до Пятого лагеря, было далеко за полночь. Другие военнопленные, оставшиеся в лагере, приветствовали сходивших на концерт взрывами хохота.

Важность музыки для военнопленных в других суматранских лагерях подчеркивали женщины и дети, заключенные в лагере в Палембанге. В числе этих женщин была Хелен Колийн. В бараки Палембанга согнали шесть сотен пленных. Двести из них умрут от голода и болезней, не дождавшись освобождения. Чтобы противопоставить хоть что-то нужде и безнадежности, пленные обратились к музыке. Они создали большой хор, по памяти аранжировав вокальные номера из выдающихся музыкальных произведений.