— Это «медэвак», прошу обозначить свое местонахождение и посадочную площадку!

Вертолет наворачивал круги, ища вызывавшее медиков подразделение. Внизу шла перестрелка — белорусские позиции были очень хорошо заметны — союзники буквально подавляли «колбасников» шквалом огня.

И тут под бортом вспыхнули две зеленые ракеты. Кшетуского аж ослепило.

— Черт, идиоты! Да вижу я вас! Черт! Заходим на второй! — Белорусы обозначили себя ракетами, ослепив и пилота, который их в ПНВ превосходно видел. Пришлось отложить посадку.

Сопровождавший нас офицер из ВВС Белоруссии тут же обматерил тех, кто был на земле, и попросил больше не слепить пилота — в американской армии места посадки было принято обозначать по-другому.

Пока Кшетуский пытался выгнать зеленых зайчиков из глаз, «вертушка» коршуном рухнула на посадочную площадку. К ним тут же потащили раненых.

— Сюда, — первый сержант и офицер-белорус помогали разместить их в отсеке. Раненые в большинстве были молодыми ребятами, зачастую казалось, что это были подростки, которых облачили в камуфляж на пару размеров больше, чем надо. Грязные, окровавленные, они были или в шоке, или без сознания.

И в таком же духе весь день. Жара… Кровь, кажется, впиталась в пол отсека. Ее запах не выветривался ничем.

Одесса. Военный пенсионер Сергей Акимов

Поехал на старую работу.

Самвел был на совещании у начальника управления. Зашел в свой бывший отдел, девчата обрадовались, нарассказывали, что меняется у них с началом войны. Оказывается, по десятку офицеров от каждого учреждения срочно переводят во вновь создающиеся лагеря для военнопленных. Первые сотни пленных уже появились, а ожидаются десятки тысяч. Вот для них и планируют создавать лагеря — пусть отстраивают разрушенное. А на вакантные должности решено привлечь пенсионеров. Девушки выдвинули мою кандидатуру — пять лет работали дружно и еще могли потрудиться, да по возрасту меня попросили уйти.

Слегка офонарел: война еще только началась, а начальство уже так далеко в будущее заглядывает! С другой стороны, хорошо — значит, сомнений в нашей победе нет.

Дождался Самвела, переговорили. Он подтвердил уже известную мне информацию и официально предложил вернуться на службу в качестве вольнонаемного. Выпросил день на размышления — и не против вроде, но и что-то смущает…

Поехал домой. Город выглядит непривычно — окна заклеены полосками бумаги и скотча крест-накрест, реклама выключена. В трамвае говорят, что ночью уличное освещение отключают. Постановлением городской власти объявлен режим светомаскировки — могут, мол, быть бомбежки. Откуда? Румыны боевые действия прекратили, а немцам не до Одессы — им и на фронте забот хватает. Как всегда, власть принимает меры с запозданием. Проще при обнаружении неизвестных самолетов отключать свет централизованно. На предприятиях, связанных с выпуском оборонной продукции, набирают рабочих, да и остальные заводы оживились — по радио и телевидению то и дело объявления: требуются токаря, слесари, сварщики, прессовщики и т. д. Где их сейчас взять? Почти двадцать лет рабочие кадры в стране практически не готовили, а теперь они вдруг понадобились. Еще одна проблема — торговцев больше, чем рабочих. И однозначного решения не видно.

Да, война — это безоговорочно плохо. Но она ставит такие вопросы, которые замалчивались годами, задвигались в тень, забалтывались, а теперь их придется решать, и решать срочно.

Дома — опять к телевизору. Показывают кадры бомбежки Берлина дальней авиацией.