Снейдер тут же подошел к ним.

– Вам наскучили рассуждения? Я скажу, почему вы должны навострить уши. Мы обсуждаем все это не для того, чтобы заполнить паузу. Возможно, однажды вы будете работать над этим делом, потому что появятся новые сведения.

– Извините, – пробормотала Майкснер и убрала длинные волосы за ухо.

– Есть ли комментарии к уже сказанному? – спросил Снейдер. Все промолчали. – Хорошо, продолжайте, Шёнфельд!

Тот вернулся к теме:

– Помимо своего творения убийца не оставил никаких следов. Кровь, волосы, слюна, пот и частички кожи – все принадлежит членам семьи. Посторонние следы были идентифицированы, их оставили друзья и знакомые, у которых на момент преступления было алиби.

Снейдер поднял одну бровь.

– Это и есть следы! Чем сильнее человек старается что-то скрыть, тем больше выдает нам о себе. А именно?

– Преступник работал в перчатках и сетке для волос. Предположительно, в медицинской маске или даже в полиэтиленовой пленке поверх одежды. Возможно…

– Неплохо, – перебил его Снейдер. – Мартинелли, продолжите вы! Что мы знаем о психике убийцы?

В первый момент Сабина немного посочувствовала Тине, потому что та наверняка была перегружена фактами, и Снейдер хотел выставить ее на посмешище. Но она ошиблась.

– Преступник действовал по плану, – уверенно сказала Тина. – И во время преступления от него ничего не ускользнуло.

– Дальше! – потребовал Снейдер.

– Если мы хотим понять художника, то должны посмотреть на его творение. Нам помогут три краеугольных камня на пути становления серийного убийцы: ночное недержание мочи, поджоги и издевательства над животными. Последний момент кажется наиболее выраженным.

– Чего он хочет этим добиться?

– Если животное посмотрит на нас человеческими глазами, то нам станет не по себе. То же самое, если нам улыбнется человек с собачьей пастью. Убийца намеренно хотел вызвать эти неприятные чувства у наблюдателя.

Тина была права, ужаснее всего Сабине показалась восьмилетняя девочка с кошачьими глазами.

– Почему такая жестокость?

– Похоть, алчность и кровожадность подобны соленой воде: чем больше пьешь, тем сильнее жажда, – ответила Тина.

Снейдер кивнул:

– В каждом убийстве есть зерно сумасшествия. Нужно остерегаться, чтобы не прорастить его. Какие вопросы мы должны задать себе?

– С тех пор он совершил еще преступления?

Снейдер помотал головой.

– Насколько нам известно, нет.

– А до этого он уже убивал?

– Предположительно, нет.

– Однако эти фотографии напоминают мне… – Тина умолкла.

– Да? – Снейдер подошел ближе.

– То, как скомпонованы тела и пришиты друг к другу, напоминает мне серию убийств из восьмидесятых. Я тогда еще не родилась, но помню, что несколько лет назад читала об этом статью.

– Йохан Белок, – подсказал Снейдер.

По аудитории прокатился гул. Теперь некоторые начали припоминать. Сабина тоже вспомнила. Белок был лейпцигским детским врачом и одновременно сумасшедшим, который в восьмидесятых годах изувечил много людей в собственных домах. Но самостоятельно Сабина до этого не додумалась бы – она не была такой помешанной, как Тина, которая, очевидно, интересовалась подобными вещами в частном порядке.

Снейдер остановил диашоу и открыл с помощью пульта дистанционного управления другой документ. Это были потускневшие цветные снимки мест преступлений, которые со временем немного пожелтели.