– О, пожалуйста, – умоляла Клара.

– Я думаю, она не против. Но мне необходима еда, а рано утром мне нужно на улицу… Ну, ты понимаешь.

– Да, я понимаю. – Клара смущенно захихикала. – Но твоя хозяйка может забрать тебя рано утром. Ты можешь спать здесь на этом покрывале. Кроме того, у меня для тебя кое-что есть. – Клара открыла ящик прикроватной тумбочки. – Я припасла это для тебя… ветчина и сыр.

– Сыр можешь съесть сама, а ветчина пахнет вкусно.

Клара протянула собаке ветчину, которую та жадно схватила.

– Совсем неплохо, у тебя еще есть?

– Да, момент. – Клара порылась в тумбочке.

Пока Шейла жевала ветчину, Клара скатала сыр в трубочку и сунула себе в рот.

– А где ты была так долго?

Клара немного помолчала.

– Я не помню.

– Не думай больше об этом. В любом случае сегодня ночью я останусь с тобой, здесь ты в безопасности.

– Спасибо. – Клара опустила голову на подушку и заглянула собаке в глаза. – Надеюсь, мужчина в огненно-красной маске больше никогда не придет.

Я хочу сделать это точно так, как он тогда. Но как только он выносил крики и многочасовые слезы? Меня раздирают сомнения. Я не такой, как он, мне не хватает убежденности, необходимости и призвания сделать это.

Но иначе зачем я здесь? Я должен окончить это.

Наконец крики умолкают. Грудь поднимается, сердце слабо бьется еще два раза, дыхание утихает. Конечности цепенеют, остывающие тела оседают.

Наконец возвращается покой. У меня в голове становится тихо. Спокойной рукой я начинаю работать. Нет никого, кто мог бы отвлечь меня. Никого живого, кто спутает мои мысли. Я уже на правильном пути.

Сначала я меняю глаза, чтобы они больше не смотрели на меня. Они становятся моими творениями. Я властвую над ними и могу формировать их по собственному желанию. Я лишаю их улыбки и меняю им рты.

Спокойствие, с которым они терпят мою работу, дает мне необходимую силу и вдохновение для новых творческих путей. Я знаю, что еще в самом начале всех возможностей. Скальпель может разделить все именно так, как я хочу, и сделать то, что представляется мне в моем всесилии.

Скоро мое сознание отключится. И начнется безмятежное творчество. Я создаю нечто новое, как в бреду, формирую и леплю, словно в горячке. Наверное, так чувствовали себя Да Винчи или Роден, когда опускали руки в мягкую, податливую массу созидания.

Моя фантазия не знает границ. Каждая часть тела объединяется в одно целое. Метаморфоза происходит словно сама собой. Я просто ее инструмент. Она подчиняет меня себе, и я дарю ей безумие, боль и смерть.

В моих руках сменяются скальпель и игра, нитки и проволока. Стекло лампочек, кукольные суставы, столовые приборы из ящика, гвозди из шкафа для инструментов… Уже скоро не существует никаких границ, и общая картина улыбается многочисленными новыми ртами и смотрит многими, многими глазами.

Мое произведение не от мира сего. Я перешагнул эту границу, бросил взгляд в темноту, открыл свою душу вдохновению и создал непостижимое новое воплощение. Через него я стал бессмертен.

Я черный Бог Ада.

Как я только мог сомневаться в себе?

Мои начальные угрызения совести утихли. Важно лишь, чтобы он увидел, что все выполнено, и чтобы они поверили, что это сделал кто-то другой».

II. Вторник, 3 сентября

Пока Шейла носилась, Мелани набрала номер мобильного Хаузера. Тот сразу ответил.

Мелани взглянула на наручные часы. Было 7:30.

– Разбудила?

– Нет, я уже давно встал, – простонал он. – Что нового?

– Это я вас хотела спросить.