Он пристально оглядел Инноса, и конюх заметил, что Зэлбар улыбается.

— Однако, — дружелюбным тоном продолжил он, — хочу предложить тебе собрать свои вещи и покинуть город… сегодня же. Вдруг в следующий раз, когда я встречу тебя, я не буду настолько добрым.

Не потрудившись постучать, Зэлбар мощным ударом ноги вышиб дверь Дома Плеток и Кандалов. Это было его первое посещение публичного дома, ублажающего вкусы, редкие даже для Санктуария, но сегодня гнев перевесил любопытство. Когда хозяйка заведения, широко раскрыв глаза, попыталась, было остановить его, он был краток и сразу перешел к делу.

— У вас есть череп, являющийся частью обстановки. Он мне нужен.

— Но, господин военный, мы никогда не продаем предметы обстановки. Им слишком трудно найти замену…

— Я не говорил, что собираюсь покупать его, — отрезал Зэлбар. — Я просто заберу его с собой… и советую не спорить.

Он быстро обежал комнату взглядом, не обращая внимания на выглядывающих из дверей девиц.

— Что это? Жаровня?.. Как раскалилась кочерга! Может случиться пожар. Я могу закрыть ваше заведение прямо сейчас, мадам, и сомневаюсь, что вы сможете исправлять нарушения быстрее, чем я буду находить их, когда вы вздумаете открыть его заново.

— Но… ох, да заберите вы эту гадость. Заберите их все. Мне все равно.

— Все?

Зэлбар неожиданно осознал, что не меньше дюжины черепов таращатся на него с подставок и каминных полок.

— Вы очень добры, мадам, — тяжело вздохнул он. — А теперь не могу ли я попросить у вас мешок?

Собранное тело друга Зэлбар похоронил сам, не доверив это дело некромантке и выкопав могилу вдалеке от кладбища, под деревом, которое они оба любили. Завершив наконец это дело, Зэлбар, шатаясь, вернулся в Дом Сладострастия и проспал непотревоженным больше суток.

Когда он проснулся, прошедшие события показались такими далекими и смутными, что от них можно было бы отмахнуться, как от бредового сна, если бы не два обстоятельства. Во-первых, дух Рэзкьюли не являлся больше, чтобы тревожить его сон, а во-вторых, Миртис выгнала его из Дома Сладострастия, услыхав, что он посещал Дом Плеток и Кандалов. (Скоро она простила его, так было всегда — гнев ее на него таял словно по волшебству.)

Другим следствием всего случившегося было то, что неделю спустя Зэлбар получил официальный выговор. Дело было в том, что, упражняясь на мечах вместе с другими церберами, он вдруг прервал тренировку и жестоко избил одного из зевак. Внушающие доверие свидетели заявили, что единственным оскорблением, которое сделала жертва, было небрежное замечание: «Ну, церберы сделают все, чтобы быть первыми!»

ЦВЕТ ВОЛШЕБСТВА

«Мне тоже следовало остаться дома», — подумал Лало. Но еще один час в комнатах, кишащих детьми и наполненных запахом промокшей одежды и готовящейся пищи, привел бы к ссоре с Джиллой, а художник поклялся никогда больше не делать этого. «Распутный Единорог» для него закрыт, но, насколько он слышал, «Зеленая гроздь» все еще стояла на углу, где Губернаторская Аллея пересекалась с Крестьянской улицей. Там можно будет спокойно выпить стаканчик-другой и решить, что делать…

Сбросив с плеч плащ, Лало встряхнул его. У пса, который тоже встряхнулся, затряслись уши и зазвенел ошейник. Чихнув, он последовал за художником в таверну.

Усевшись рядом с камином, Лало перебросил свой уже источающий пар плащ через спинку стула. Тощий мальчишка-слуга принес подогретого вина с пряностями, и Лало перед тем, как позволить сладкому горячему напитку обжечь ему горло, стиснул перепачканными краской пальцами кружку, чтобы согреть руки.