— Ужасно мило с вашей стороны, Ивелия, — сказал Ахдио, принимая спешно приготовленный ею сверток, завернутый в коричневую бумагу, который стал подозрительно маленьким, перекочевав из ее рук в его огромную ладонь.

Кто-то, проходя за спиной трактирщика, слегка толкнул его. Ахдио не выказал ни малейших признаков гнева, он только опустил руку к поясу, на котором висел его бумажник. Последний был на месте. По-видимому, его действительно толкнули случайно, — впрочем, это не имело большого значения. В этом кожаном кошельке он держал всего лишь три медяка, два заржавелых стальных бруска с острыми зазубринами да несколько булыжников Его деньги находились в кошельке-кармане, вшитом в подкладку камзола, который он носил вместо пальто или зимнего плаща. Его не особенно заботила потеря того, что он называл кошельком для дураков, привязанным к его поясу; все, что он сделал бы в подобном случае, так это поднял бы ужасный шум и попытался догнать вора… Ну и, конечно, восполнил бы потерю другим дешевым кошельком из козлиной кожи.

— Великолепный заказ, Ахдио, — проговорила Ивелия, улыбаясь. — С вами приятно иметь дело — вдвойне приятно, я и не подозревала, что вы любите кошек! Это просто прекрасно!

У Ивелии был ангельский нрав — этакий краснощекий ангел с руками бондаря. Она была вся такая кругленькая, сверкающая румянцем и пышущая здоровьем, которое буквально било через край. Женщина приятная во всех отношениях, за исключением носа и груди, подумал Ахдио с легким сожалением; и то и другое были такими же плоскими, как осевший пирог. И все же… Мужчина, который чувствует себя одиноким, время от времени подумывает о том, чтобы завести постоянную женщину, спутницу жизни, а не девку на ночь. А тем более в этом забытом богом городе, куда он сослал сам себя… Ахдио улыбнулся ей, отчего вокруг его глаз побежали морщинки, а борода, которую он отпускал на зиму, сморщилась. Каждый год осенью он прекращал бриться, а потом, спустя несколько месяцев, когда на город падала настоящая жара, начисто сбривал бороду. Сейчас борода еще не была длинной, однако уже скрывала большую часть его лица.

— Как зовут вашего котика, Ахдио? — спросила женщина, чтобы поддержать разговор. Она вся сияла, глядя на трактирщика.

Ахдио выглядел слегка смущенным, почесывая свою темную с проседью, будто в нее насыпали соли, бороду.

— Я, э-э, назвал его Любимчиком, — признался он. Круглолицая продавщица прихлопнула в ладоши.

— Как сладко звучит. А моих кисок зовут Синамон, Топаз, Милти и Кадакитис, не правда ли, рискованно с моей стороны? А еще Ловец (сокращенно от Мышелов), Пан-пирог, Хаким, Куколка и — ой, извините меня. Да, чего изволите?

Последняя фраза была адресована новому клиенту, который, сам не ведая того, пришел на помощь Ахдио, чье замешательство усиливалось с каждым новым именем кошки Ивелии — он уже начал думать, что ни именам, ни самим кошкам не будет конца.

— Попробуйте ее маринованные сосиски, — обратился Ахдио к вновь пришедшему. — И запомните, что это Ахдио порекомендовал их вам. Загляните в мою таверну — «Кабак Хитреца», что рядом с Парком Неверных Дорог. У меня первоклассное пиво.

Он дружески помахал Ивелии рукой на прощание и удалился. А потому не видел того взгляда, которым наградил женщину ее новый покупатель, и не слышал, как он пробормотал:

— «Кабак Хитреца»! Скопище наркоманов… Я скорее перережу себе глотку, чем близко подойду к этому притону!

Ивелия облокотилась на прилавок, подперев лицо руками, и мило улыбнулась ему.