Разнообразие его богов, многоликость его торговцев, последняя потерянная полоска безопасной земли в империи. Нисибиси навалятся с севера, бейсибцы сметающим все на своем пути цунами хлынут с юга, а неглупому человеку, всю жизнь прослужившему солдатом у облаченных в пурпур и золото дураков, останутся в награду только уличные беспорядки, убийства и смерть от брошенного кем-нибудь камня.
Дурак, подумал он, пылая к Кадакитису ненавистью за то, что тот не был тем, кем должен был быть. И, словно наяву, увидел темные глаза, почувствовал легчайшее прикосновение мягких губ, за которым следовало головокружительное нисхождение во тьму.
Страт взял поводья. Терзаясь мучительными мыслями, он бросил взгляд на верхнюю часть города — и, рванув поводья, послал гнедую вскачь через Лабиринт, по все более извилистым улицам. Вот промелькнула одна стена, другая, на которых, забивая обычные непристойности, были намалеваны красные буквы НФОС, а поверх раскинул крылья голубой ястреб Джабала. Гнедая поддала копытом глиняные черепки, напугав девушку, с криком метнувшуюся в сторону. Брошенный в спину камень грохнул о булыжники мостовой. Молодежь, как всегда, готова к протесту.
Сердце ее заколотилось.
Хаут.
Мория бросилась по лестнице вниз, все время твердя себе, что она больше не уличная фея, не крутая особа, повидавшая такое, что Хауту и не снилось; и все равно он оставался для нее воплощением элегантности, а сама она — прежней Морией с улицы, только немного растолстевшей и безумно испуганной.
— Мория. — Голос Хаута был сдержан, но в нем слышалась сексуальная хрипотца, на которую тут же отреагировали струны ее души. Девушка с несчастным видом остановилась, и он обнял ее за плечи. Они оба принадлежали Ишад, как и этот дом. Никто не впускал его сюда. Он мог пройти через любую дверь, стоило ему лишь пожелать.
— Мой брат исчез, — сказала она. — Его нигде нет.
— Ошибаешься, — сказал Хаут. — Она знает, где он. Мы с Висом нашли его. Сейчас он выполняет небольшое задание. Очередь дошла и до тебя.
У Мории задрожали губы. Сначала то был страх за Мор-ама, ее полубезумного брата, так же. как она сама, прикованного к Ишад; а потом она испугалась за себя, ибо понимала, что попала в ловушку, из которой не вырваться. Ишад дала им этот дом, и, когда ей требовались их услуги, она приходила и по кусочкам забирала их души.
— Для чего? — спросила она, а Хаут ласково, словно любовник, прикоснулся к ее лицу и убрать с него спутанные пряди. — Для чего? — Губы Мории тряслись.
Наклонившись, он поцеловал ее. Прикосновение губ было нежным, ласковым и пугающим одновременно. Он пристально посмотрел ей в глаза.
Неужели, Мория была ошеломлена, неужели Хаут все еще любит ее? Нет, глупая мысль. Достаточно вспомнить, кто такая она и кем стал он, — ответ будет ясен. Собравшись с мыслями, девушка легонько оттолкнула бывшего раба и отступила назад. Ее одеяние распахнулось, но Мории было все равно: низкорослая, коренастая, пропитавшаяся вином женщина — кому она такая нужна?
— Где он? Где мой брат?
— Он там, на улицах. — Сунув руку за ворот, он вытащил предмет, который ни в коем случае не мог быть рожден в Низовье. — Вот. — Красная роза выглядела чуть-чуть помятой. Но, рдея, блистала и словно светилась — видение чистоты и свежести. — Это тебе.
— Из Ее сада?
— Цветы могут расцвести даже зимой. Если им немного помочь. Для Нее это не имеет значения. Для Нее вообще мало что имеет значение. Ты тоже можешь расцвести, Мория. Нужно только немного позаботиться о тебе.
— О боги. — Зубы ее стучали. Пытаясь прийти в себя, она посмотрела на Хаута. |