Солнце успело подняться высоко, прежде чем баржа подошла к «Минерве» и начался обмен. Всё это было крайне неудобно, но японские власти ни под каким видом не разрешили бы «Минерве» подойти к берегу. С крупногабаритным товаром вообще бы ничего не вышло. По счастью, с «Минервы» надо было перегружать вуц, пряности и шёлк, с баржи — ртуть в сосудах и тюки соломы для упаковки. Всё это можно было передавать или перебрасывать из рук в руки; как только цепочки наладились, погрузка пошла с невероятной быстротой. Сто человек, пыхтя и обливаясь потом, могут за минуту передать из трюма в трюм несколько тонн груза. Сталь, шёлк и пряности в трюме «Минервы» постепенно заменяла ртуть. Мсье Арланк и Вреж Исфахнян сидели на верхней палубе за столами, лицом друг к другу, с запасом перьев каждый. Один считал сосуды с ртутью, другой — остальные товары. Время от времени они выкрикивали свои результаты, следя, чтобы исходящий и входящий потоки уравновешивались и осадка «Минервы» не изменилась.

Операция была на две трети закончена, когда на палубу, потирая сонные глаза, вышел Енох Роот. Он подмигнул Джеку, потом ван Крюйку и вернулся в каюту.

Через двадцать секунд Джек и ван Крюйк были у него.

— Я пытался заснуть, но мешала лампа. — Енох указал на масляную лампу, свисавшую на цепи с потолка. Она моталась из стороны в сторону, как в сильную качку, хотя корабль еле-еле переваливался с боку на бок.

— Почему ты её не снял? — спросил Джек.

— Потому что она что-то пытается мне сказать. — Енох перевёл взгляд на ван Крюйка. — Вы как-то рассказывали, что в каждой бухте свой характер волн. Что даже лёжа в каюте с задёрнутыми занавесками, можете отличить Батавию от Кавите по периодичности, с которой волны ударяют в борт.

— Верно, — отвечал ван Крюйк. — Любой капитан подтвердит, что корабль, доказавший свою надёжность, порою терпит крушение в незнакомой бухте, встретив волну с частотой, близкой к естественной частоте его корпуса.

— Каждый корабль, в зависимости от распределения балласта и груза, качается в определённом ритме, — объяснил Енох Джеку. — Если волны ударяют в борт с той же периодичностью, корабль может раскачаться так, что перевернётся.

— Как струна лютни, когда её дергают, заставляет вибрировать другую струну, настроенную на ту же ноту, — добавил ван Крюйк. — Продолжайте, Енох.

— Когда сегодня утром мы вошли в бухту, лампа принялась раскачиваться так, что ударялась о потолок и расплескивала масло, — сказал Енох. — Я укоротил цепь до длины, которую вы видите сейчас. — Он снял цепь с крюка и начал ощупывать её звено за звеном, пока не нашёл отполированное до гладкости. — Вот как было сегодня утром, — продолжал алхимик, вешая лампу на несколько дюймов ниже прежнего. Он отвёл её в сторону и отпустил. Лампа закачалась. — Отсюда следует, что наблюдаемая нами частота колебаний отвечает естественному периоду волн в бухте.

— При всём уважении к вам и вашим друзьям из Королевского общества, — сказал ван Крюйк, — нельзя ли отложить демонстрацию до тех пор, когда мы окажемся далеко в Японском море?

— Нельзя, — спокойно отвечал Енох, — поскольку мы не доберёмся до Японского моря.