Эдуард де Жекс пожал плечами.

— Он жив. Немного простудился. Когда поправится, вероятно, придёт и все тебе объяснит.

— Веселый будет разговорчик… а скажите на милость, вы-то какого чёрта здесь?

— Я пришёл позаботиться о твоей бессмертной душе.

Де Жекс сменил прежнее платье на иезуитскую рясу и говорил теперь на другом языке: не на сабире, а на английском.

— Я намерен обратить всю Британию в истинную веру, — заметил он, — поэтому выучил ваш язык.

— И решили начать с меня? Мехико ничему вас не научило?

— Инквизиция разленилась. Ты объявил себя католиком, и тебе поверили на слово. Я предпочитаю более крутые меры. — Де Жекс вынул из рукава письмо. — Знакомо?

— С виду то, что Элиза прислала мне в Новую Испанию. — Джек заморгал и затряс головой. — То, что мы вскрыли и прочли на корабле… очевидно, оно было подделкой… но это даже не распечатано.

— Бедный Джек. Вот настоящее письмо, которое ты спрятал в сундук ван Крюйка. Однако оно не от Элизы, а от Елизаветы де Обрегон. Хитрая гадина сумела отправить его из монастыря в Мехико, где её заперли. Потом, в Веракрусе…

— Вы подменили письмо. То-то ван Крюйк сердился, что сундук плохо законопачен… я должен был заподозрить подлог.

— Подделывать письма я умею лучше, чем законопачивать ящики, — сказал де Жекс.

— Подделка сработала, — признал Джек.

— Мсье Исфахнян годами слушал твои рассказы про Элизу и знал на память каждую мелочь… без его помощи я бы не составил то письмо.

Де Жекс сломал печать на послании Елизаветы де Обрегон.

— Меня бы мучили угрызения совести, если бы я не отдал тебе твою почту. Письмо на высокопарном испанском… я переведу на английский. Начинается с обычных приветствий… дальше она пишет о кошмарах, из-за которых не спит ночей с самого прибытия в Новую Испанию. В этих снах она на манильском галеоне посреди Тихого океана, затем попадает в руки Инквизиции. Ни бунта, ни боёв… просто однажды капитан исчезает, как если бы он невидимо ни для кого упал за борт, офицеры в кандалах у себя в каютах и ещё об этом не ведают, потому что опоены сонным зельем. Монах в чёрной рясе захватил корабль… как у любого инквизитора, у него есть штат помощников, которые до поры притворялись слугами купцов. Они слушали и запоминали, как их хозяева богохульствуют и ведут еретические речи. А ещё у него приставы и альгвазилы — раньше они были переодеты простыми матросами, теперь у них в руках пистолеты, бичи и мушкетоны, которые они готовы обратить против всякого, кто не послушает чёрного монаха… Дальше, Джек, она пересказывает свой кошмар (то, что называет кошмаром) со многими подробностями, но большая часть тебе хорошо известна, ибо ты близко знаком с деятельностью Инквизиции. Довольно сказать, что Святая официя потрудилась на совесть, и во многих купцах удалось разоблачить иудеев. Да что там, весь галеон оказался гнездом аспидов, вертепом смертного греха…

— Это она так пишет или вы так вольно переводите?

— Но даже когда реи украсились купцами, вздёрнутыми на дыбу, чтобы они смогли облегчить душу, рассказав о своих грехах, — даже тогда чёрный монах не забывал ставить на марсы вперёдсмотрящих с приказом высматривать «Минерву».

— Поэтому и дали сигнальный выстрел?

— Еретики взбунтовались. Они выстрелили в надежде получить помощь. Произошло сражение — чёрного монаха загнали в трюм…

— Где он устроил поджог — аутодафе для всего корабля.

— Когда Елизавета де Обрегон очнулась на «Минерве», первым, кого она увидела, был тот самый чёрный монах, смотревший ей прямо в лицо.