— Здесь не принимают доллары, — негромко сказал Парамонов. — Не трудитесь, мисс Фридлендер. Я возьму вам пепси, но советую поменять валюту, иначе у вас могут быть проблемы, — он оставил чемодан и стал проталкиваться к прилавку.

Американка была смущена его словами — у нее не было полной уверенности, что рубль в России ценится так же, как доллар. Блистательный Джимми продолжал сохранять полнейшую невозмутимость, глядя поверх голов так же непринужденно и отстраненно, как если бы он был в одиночестве. Мне надоело торчать в этой забегаловке, и я вышла в зал, намереваясь дождаться своих спутников там.

Как позже объяснил мне Парамонов, его клиентка, взбудораженная массой обрушившихся на нее отрицательных эмоций, едва дождалась вожделенной пепси и так жадно приникла к бутылке, словно пыталась найти поддержку в привычном напитке. Она умудрилась выпить почти полтора литра и значительно приободрилась, но в этот момент обнаружилось, что ее дамская сумочка исчезла со всеми сопутствующими потрохами. Мисс Фридлендер испытала настоящий шок и, позабыв про свои русские корни, принялась объяснять Парамонову по-английски, что в сумочке у нее были все документы, деньги, кредитные карточки и прочая бижутерия, без которой настоящая американка просто не может существовать. Константин Ильич меланхолически кивал, потому что высказать все, что он думает о бестолковых иностранцах, ему не позволяла профессиональная этика.

Наконец, после долгих ахов и охов им пришла в голову мысль вызвать милицию. Ни о чем таком я даже не подозревала, рассеянно поглядывая по сторонам в ожидании, когда мисс Фридлендер утолит свою жажду. И тут я увидела сумочку, которая все-таки больше напоминала суму, с которой бродили некогда погорельцы и прочие странники. Ошибиться я не могла, память меня никогда не подводила, поэтому я удивилась, что эта экзотическая вещь находилась в руках совершенно постороннего парня в грязноватой джинсовой куртке. У него было замкнутое небритое лицо и красные, как у кролика, глаза. Выйдя из дверей кафе, он быстро направился вдоль балюстрады, намереваясь там, видимо, избавиться от сумки, рассовав содержимое по карманам. Наверное, он считал, что дверь мужского туалета является для женщины непреодолимым препятствием.

Я настигла его уже в тот момент, когда он расплачивался за вход. Не обращая внимания на весело-изумленные взгляды окружающих меня мужчин, я сразу же шагнула к вору, который шарил по своим карманам, выуживая оттуда копейки для невозмутимой старушки, собиравшей дань с озабоченных представителей сильного пола.

За спиной старушки в кафельную стену было вделано большое зеркало, в котором вор и увидел мое симпатичное отражение. Он криво усмехнулся и обернулся, бормоча что-то вроде приспичило дамочке, сама на мужиков бросается. Он все еще надеялся легко от меня отделаться.

Он уже злобно ощерился и подыскивал в своем словаре подходящие слова, чтобы отшить меня похлеще и пострашнее. Ему и в голову не могло прийти, что я не собираюсь вступать с ним в препирательства.

Еще на ходу я швырнула ему в лицо ключи от машины, которые он инстинктивно поймал. В следующую секунду я врезала ему коленом в пах, а когда он скорчился от боли, ударила кулаком в кадык. Вор всхлипнул, как раковина, засасывающая воду, и с размаху сел на пол, выпучив бессмысленные глаза. Мгновенно подхватив с пола сумку и связку ключей, я выпрямилась и как ни в чем не бывало направилась к выходу. Вокруг тем временем разыгрывалась немая сцена, знакомая всем с детства по пьесе «Ревизор». Впрочем, не всем удалось сдержать свои чувства, и в спину мне понеслись робкие, но восхищенные возгласы. В дверях я столкнулась с каким-то солидным мужчиной в хорошем костюме, волнистые волосы которого отливали благородной сединой.