И вот теперь Бенедикт намекает, что и он переутомился!

– Я тоже хочу размяться, так что давайте сделаем это вместе, а то одному ходить скучно, правда?

– Нет.

Он с насмешкой выдержал ее свирепый взгляд.

– В таком случае вы гуляйте сами по себе, а я пойду сзади на некотором расстоянии.

– Это просто глупо!

– Глупо, но не с моей стороны, Ванесса, – мягко заметил Бенедикт. – Как вы думаете, почему я предложил побездельничать сегодня?

Ванесса отвернулась, раздраженно буркнув:

– Я что, не могу побыть одна?

– Вы можете делать все, что пожелаете. Орудий пытки я с собой не взял. И вообще, я ни разу никаких секретов у вас не выпытывал.

– Да вы только этим и занимаетесь! – взорвалась она.

– Возможно, невзначай, но без принуждения. Он был прав. Когда они сидели, поглощенные приведением в порядок рукописей судьи, она рассказала Бенедикту про себя больше, чем хотела, так как это был единственный способ остановить поток его излияний. Его противоречивый характер вызывал у нее любопытство, но она не хотела этого показать. И, уж конечно, ее не интересовало то, что он носит очки с двенадцати лет и что, когда его впервые в пятнадцать лет поцеловала девочка, очки запотели. Она подумала, что, вероятно, поэтому он теперь всегда снимает очки, когда целуется.

Она говорила себе, что не хочет знать о нем ничего такого, что трогало бы ее. В детстве его подавляли родители: властный отец, чьи жесткие, строгие критерии во всем требовали от сына быть совершенством; мать, с такой же неумолимостью ожидавшая от него успехов в обществе. В семье Сэвидж никогда не выставляли напоказ чувства, но всегда держались с достоинством. Любовь проявлялась скупо и лишь за примерное поведение или отличные оценки. Бенедикт хорошо усвоил эти уроки. Внешне он был идеальным сыном, никогда не противоречил родителям, в школе и дома вел себя безупречно. Окончив университет, он, послушный долгу, занял место в отцовской архитектурной компании и тем самым продолжил семейную традицию. На создаваемые им дома и на клиентов он смотрел как на выгодные капиталовложения и работал без души.

Но природная любознательность и амбиции, неустанно поощряемые родителями, вступили в противоречие с ограниченными возможностями в фирме отца. Шли годы, и он понял, что отец ждал от него лишь одного: унаследовать фамильное дело и продолжить династию Сэвиджей. В двадцать восемь лет Бенедикт окончательно понял, что никогда не оправдает отцовских ожиданий. Он хотел добиться большего – и сделать это самостоятельно. Разрыв произошел со свойственным Сэвиджам чувством достоинства: сдержанный спор, во время которого отец и сын упрямо отказывались идти на компромисс. Ни бури эмоций, ни перетряхивания грязного белья – просто публичное заявление о разделении, что сразу же прекратило слухи о семейном разрыве. Бенедикт иногда виделся с родителями на званых вечерах, хотя мать дала ему понять, что она в нем сильно разочаровалась и не простит до тех пор, пока он не одумается и не вернется в лоно семьи. Поскольку материнского тепла он никогда не ощущал, то спокойно без него обходился.

Хотя Ванесса и стала больше понимать своего хозяина, это не облегчило ей общение с ним.

– Я уже надышалась свежим воздухом, – заявила она и, повернувшись, зашагала обратно.

Как и следовало ожидать, Бенедикт сделал то же самое, но поскольку он смотрел на нее, а не себе под ноги, то поскользнулся и ступил ногой в лужу, замочив отворот брюк.

Ванесса инстинктивно протянула руку, чтобы его поддержать, но тут же ее отдернула.