В десяти метрах ниже горит огонь.

Дым идет из примыкающего к лестнице помещения, которое представляет собой бетонную полость, укрепленную балками. На полу разложено несколько мешков, на которых в нефтяной бочке горят разбитые ящики.

У самой задней стены, на широком столе стоят приборы и оборудование. Хроматографы, микроскопы, большие кристаллизационные стаканы, термокамера, прибор, который никогда мне раньше не встречался, в виде большого пластмассового ящика с передней стенкой из стекла. Под столом стоит генератор и несколько деревянных ящиков таких же, что горят в бочке. Все подвержено моде, даже лабораторное оборудование — приборы напоминают мне 70-е годы. Все покрыто серым слоем льда. Это, должно быть, было оставлено в 66-м или в 91-м. Что оставим после себя мы?

Тёрк кладет руку на пластмассовый ящик.

— Электрофорез. Для выделения и анализа протеинов. Лойен взял его с собой в 66-м. Когда они еще думали, что имеют дело с формой органической жизни.

Он кивает, это почти незаметное движение. Все, что он делает, пронизано сознанием того, что даже этих маленьких знаков и движений достаточно, чтобы окружающий мир стоял перед ним на вытяжку. У высокого верстака Верлен возится с микроскопом. Он настраивает его для меня — окуляр на 10, объектив на 20. Придвигает ближе газовую лампу.

— Мы оттаиваем генератор.

Сначала я ничего не вижу, потом настраиваю резкость и вижу кокосовый орех.

— Cyclops Marinus, — говорит Тёрк. — рачок, живущий в соленой воде. Его самого или его родственников можно увидеть повсюду, во всех морях земного шара. Нити — это органы равновесия. Мы дали ему немного соляной кислоты, поэтому он лежит смирно. Обрати внимание на заднюю часть его тела. Что ты видишь?

Я ничего не вижу. Он берет микроскоп, перемещает под ним чашку Петри и снова настраивает его.

— Систему пищеварения, — говорю я, — кишки.

— Это не кишки. Это червь.

Теперь я вижу. Кишка и желудок — это темное поле на брюхе животного, а длинный светлый канал идет вдоль спины.

— Принадлежит к классу Phylum Nematoda, круглых червей, подклассу Dracunculoidea. Имя его Dracunculus Borealis, полярный червь. Известный и описываемый, по крайней мере, со средневековья. Крупный паразит. Обнаружен у китов, тюленей и дельфинов, он из кишок может перемещаться в мышечную ткань. Там самец и самка спариваются, самец умирает, самка переходит в подкожный слой, где создается узел размером с детский кулачек. Когда взрослый червь чувствует, что в воде вокруг него есть Cyclops, он делает в коже отверстие и выпускает миллионы маленьких живых личинок в море, где их поглощает рачок, являющийся так называемым промежуточным хозяином — местом, где черви проходят стадию развития продолжительностью в несколько недель. Когда рачок вместе с морской водой попадает в ротовую полость или в кишки крупного морского млекопитающего, он разрушается, и личинка проникает, делая отверстие, в этого нового, более крупного хозяина, где она размножается, проникает под кожу и завершает свой цикл. Очевидно, ни рачок, ни млекопитающие не испытывают неудобства от этого. Один из самых хорошо приспособленных паразитов в мире. Ты задумывалась над тем, что мешает паразитам распространяться?

Верлен подкладывает дров и подтягивает генератор к огню. Тепло почти обжигает мой бок, другой же остается холодным. Нет никакой настоящей вентиляции, дым удушающий, они, должно быть, очень спешат.

— Их всегда останавливают сдерживающие факторы. Взять, например, гвинейского червя — ближайшего родственника полярного червя. Ему необходимы тепло и стоячая вода. Он живет в тех местах, где люди зависят от поверхностной воды.

— Как, например, на границе Бирмы, Лаоса и Таиланда, — говорю я, — например, в Чианграе.

Оба они замирают.