— Очень мило.

— Кроме того, есть в этом и деловой аспект. Общество было очень крупным клиентом. Ревизор, выступивший против директора, должен был быть готов к тому, чтобы потерять этого клиента. И, наконец, тот факт, что одни и те же люди играли в Обществе разные роли. Человек, который был ревизором общества в 60-е, стал позже коллегой директора, открыв адвокатскую контору. 7 января 1967 года я делала баланс финансового отчета за полгода. В нем была запись, которая не была разбита по позициям. На 115 000 крон. Тогда это была очень большая сумма. Может быть, человека непосвященного это бы не удивило. Правление наверняка бы этого не заметило. При общем обороте 50 миллионов. Но для меня, занимавшейся текущими счетами, это было неприемлемо. Поэтому я стала искать в картотеке соответствующую перфокарту. Ее не оказалось. Карточки были пронумерованы. Она должна была находиться там. Но ее не было. Поэтому я пошла в кабинет к директору. Я проработала под его руководством 20 лет. Он выслушал меня, посмотрел в свои бумаги и сказал: «Фрекен Любинг, эту статью я одобрил. По техническим бухгалтерским соображениям было очень трудно сделать ее спецификацию. Наш ревизор считает, что данная запись является хорошей практикой ведения бухгалтерского учета. Остальное же находится за пределами вашей компетенции».

— И что вы сделали? — спрашиваю я.

— Я пошла назад и внесла цифры в отчет. Как мне сказали. Тем самым я сделал себя соучастницей. В чем-то, чего я не понимала, и так никогда и не поняла. Я плохо распорядилась талантами. Оказалась недостойной доверия.

Я понимаю ее. Дело не в том, что, скрыв от нее информацию, поставили под сомнение ее компетентность. И не в том, что ей грубо ответили. Дело в том, что поколебались ее идеалы порядочности.

— Я расскажу вам, в каком месте отчета встретилась эта сумма.

— Позвольте мне отгадать, — говорю я. — Она встретилась в отчете о геологической экспедиции общества на глетчер Баррен на Гела Альта у западного побережья Гренландии летом 1966 года.

Она смотрит на меня, прищурившись.

— В отчете за 91-й год была ссылка на более раннюю экспедицию, — объясняю я. — Просто-напросто.

— Тогда тоже случилось несчастье, — говорит она. — Авария с взрывчатыми веществами. Двое из восьми участников погибли.

Я начинаю понимать, почему она позвала меня. Она видит во мне своего рода ревизора. Человека, который, возможно, будет в состоянии помочь ей и Господу Богу проверить не закрытый до конца финансовый отчет от 7 января 1967 года.

— О чем вы думаете? — спрашивает она.

Что мне ей ответить? Мои мысли находятся в хаосе.

— Я думаю, — говорю я, — что глетчер Баррен, судя по всему, нездоровое место для посещения.

Мы просидели какое-то время в молчании, попивая чай с печеньем и глядя в окно на лежащий у наших ног заснеженный и будничный мир.

Да еще к тому же с полоской солнечного света, пересекающей Сольсортевай и футбольное поле у школы Дуэвайен. Но я все время осознаю, что ей есть еще, что сказать.

— Тайный советник умер в 64-м году, — говорит она. — Все говорят, что вместе с ним умерла целая эпоха в датской финансовой жизни. В своем завещании он потребовал, чтобы его роллс-ройс был затоплен в Северной Атлантике. И чтобы при этом шведский актер Йёста Экман на палубе судна читал монолог Гамлета.

Я вижу перед собой эту сцену. И думаю о том, что эти похороны можно было бы считать символом политической смерти и возрождения. Со старой, неприкрашенной колониальной политикой в Гренландии было в этот момент покончено.