Скотт рассмеялся.

– Тогда другой способ понять. Представь себе, что она уходит к другому. ― И я представил. Мне сразу стало жарко, а кровь в висках начала долбить так, что, казалось, у меня может случиться инсульт. ― Просто нарисуй себе мысленную картинку, как он касается ее тела, как она смеется только для него, как они вместе покупают… не знаю, елку на Рождество.

– Елка ― это был удар ниже пояса, ― процедил я сквозь зубы.

Скотт снова засмеялся, а потом показал на меня пальцем.

– Об этом я и говорю. Простые радости. Если не ты даришь их любимой женщине, это бьет сильнее, чем если бы ты представлял себе их секс.

– Блядь, это тоже дерьмово.

– Перестань столько ругаться. Ты на работе.

– У меня сеанс психотерапии с братом. Профессионалы говорят, что нужно выражать свои эмоции.

Мы замолкли. Я переваривал информацию, которой он поделился, с ужасом понимая, что именно елки и смех били больнее всего по грудной клетке.

– Если это Анна Чарльз, то ты должен остановиться, ― внезапно произнес Скотт.

– Почему это?

– Потому что до конца нашего сотрудничества ты должен держать свои чувства при себе, Ник, ― серьезно сказал он. ― Ты не только мужчина, но и арт-директор крупной кампании. Ты должен держать в узде свои чувства, если это мешает бизнесу.

– А если мы не будем сотрудничать?

– А если не будем, тогда делай, как посчитаешь нужным.

– Как ты догадался о ней?

– Я не догадывался. Саманта любит за ужином обсуждать рабочий день.

– Мне нужно сменить секретаря.

Скотт поднялся и ответил со смехом:

– В твоих мечтах, братишка. ―он подошел к двери и остановился. Обернувшись, внимательно посмотрел на меня. ― Но я серьезно насчет Анны. Ты должен закончить это, чем бы оно ни было.

– А зачем ты пришел?

– Я жене цветы принес, а тебя решил просто навестить. Вижу, что не зря.

И вышел. А я остался снова пялиться в окно и думать, думать, думать.

Взял в руки карандаш и начал перемещать его между пальцами. Скотт прав: смешивать бизнес с личным ― это отвратительно и вредно для дела. Но, черт, как же хочется смешать. Закрыть Анну на несколько дней в своей квартире и драть, пока не сдохну. Я не мог не думать о ней. Не мог забыть это кошачье мяуканье мне на ухо, когда она кончала. Ее всхлипы, стоны, горячее, сбившиеся дыхание и безумный, затуманенный взгляд.

Сжал карандаш крепче, и он затрещал у меня в руке, а потом сломался пополам. Я стряхнул с брюк мелкие щепки и со злостью выбросил половинки в мусорную корзину.

Меня бесило само существование Анны Чарльз только потому, что я казался себе бессильным перед ней. И играл так, как учил отец, и целей своих достигал, а удовольствия это не доставляло. Потому что «по дороге» я обидел женщину, которая переворачивала мой мир, сама того не осознавая. Да что говорить, я даже себе боялся в этом признаться. Но мог сказать наверняка: я не так сильно кайфовал от своих достижений теперь, когда мои победы приносили поражение Анне.

Интерком ожил голосом Саманты:

– Ник, через десять минут команда Анны будет здесь. Конференц-зал готов.

– Спасибо, Сэм, ― чуть слышно отозвался я, нажав на кнопку ответа.

– Ник?

– М?

– Не обижай девочку, ― добавила Саманта, и отключилась.

Я ударил кулаком по столу и энергично потер лицо. Мне действительно нужно было принять какое-то решение относительно нас, и придерживаться выбранной стратегии.