|
Однако сама она сохранила в своем сердце то нежное воспоминание и потому глядела на Александра Васильевича с такой загадочной многозначительностью, что он и думать боялся, какие мысли бродят в ее маленькой рыжей голове. Странным образом ей удавалось всегда вовлечь его в свои семейные дела. Она запросто приезжала к нему в департамент и на правах старой подруги, в полной уверенности, что ей простительна любая фамильярность, брала Александра Васильевича под локоток, уводила на диванчик и начинала изливать душу. Причем с изумительной деликатностью, стараясь не задеть его якобы «чувства» к ней. Это выглядело до такой степени глупо, что даже умиляло. Вообще, мадам Истопчина всю жизнь пребывала в совершеннейшей прострации, и внутренняя ее жизнь никак с реальностью не сообщалась. А когда где-то все же «перемыкалось», происходила катастрофа. Вроде той, что случилась с ее сыном Митей в прошлом году.
До Глафиры Андреевны дошли слухи, будто ее сын безумно влюблен в одну из первых московских красавиц Лизу Стеклову, дочку небезызвестного генерала. Будучи женщиной впечатлительной, Глафира Андреевна была так потрясена, что на секунду вывалилась из мира своих грез и обнаружила, что ее сыну двадцать лет и он «совершеннейший мужчина». Поахав, как незаметно ее мальчик перелез из коротких штанишек в длинные, по моде, она не на шутку озаботилась его страстью. Нафантазировав себе Бог знает чего, она впала в страшную тревогу — не пустит ли Митя себе пулю в лоб из-за ветреной, взбалмошной Лизы. Своими страхами она поделилась со всеми знакомыми, у каждой испрашивая совета. Поскольку большая часть ее подруг от хронического безделья пребывали в точно такой же прострации и с реальностью сталкивались редко, по московским салонам, как лесной пожар, распространилась новость, что Митя Истопчин купил себе пистолет и давеча пытался застрелиться из-за несчастной любви к дочке генерала Стеклова. История эта стремительно обрастала подробностями. Якобы пистолет дал осечку, но Митю это, конечно же, не остановит. Он твердо решил расстаться с жизнью и нервы его совершенно расстроены. В обществе твердо укоренилось мнение, что молодого человека следует отправить на воды для исцеления нервов, а затем в долгое заграничное путешествие. Так, в течение нескольких дней, на глазах всей Москвы, Митя Истопчин из блестящего студента университета и подающего надежды молодого литератора превратился в замученного страстью истерика, нуждающегося в отдыхе и лечении. Надо признать, что вся эта история бешеными стараниями его маменьки и правда оказала самое пагубное влияние на состояние его нервов. Лизу Стеклову, с которой его связывала самая нежная дружба, так затравили за «бессердечное кокетство», что она из дома выходить боялась и все время плакала. Глафира Андреевна, в дела мирские вмешивавшаяся мало, тут проявила такую инициативу, что ее престарелый супруг был совершенно раздавлен и послушно исполнил волю жены. Сопротивление грозило ненужными жертвами. Митю забрали из университета, порвали все его договоренности с московскими газетами, экипировали должным образом и выслали из Москвы в Баден, снабдив письмом к доктору Шрейеру. Так несчастный молодой Истопчин, став идиотом поневоле, прямо из водоворота московской студенческой жизни попал в лохань с целебной грязью совершенно ни за что. Посему статский советник Ненашев уповал исключительно на чудодейственные бромистые ванны Шрейера. Авось они, в сочетании с длительным путешествием по Италии, уняли гнев молодого человека и тот не придушит свою маменьку при встрече. — О Боже! — пальчики Глафиры Андреевны впились в локоть Александра Васильевича. — Вот он! Как бледен! Нет, все напрасно!.. Этого статский советник и боялся. Драма неуклонно заходила на второй круг, и остановить это не было никакой возможности. В отчаянии он положил свою ладонь на руку Глафиры Андреевны и ответил: — По-моему, ты преувеличиваешь. |
