Об этом тебе не сказали?
— Откуда у слуги серебро на серьги?
— Я дал.
— За что?
— Услужил хорошо.
— Он услужил или сестра его? Глаза твои бесстыжие!.. — Улыба заплакала. — Весь торг надо мной смеется: «Плохо греешь сотника, раз за другими бегает!» Батюшка поначалу епитимью наложил, а теперь и вовсе к причастию не пускает, говорит: «Нечего тебе! В блуде живешь…» Думала, счастье нашла… Тут бьешься, чтоб ногату на прокорм заработать, а он серебро горстями кидает! Блудник! Язычник! Жеребец!..
Улыба еще что-то кричала обидное, но Некрас слушать не стал. Повернулся и вышел. В сенях он столкнулся со служанкой, Гойкой.
— Выгнала! — участливо спросила девица.
«Сам ушел!» — хотел сказать Некрас, но передумал и просто кивнул.
— Меня побила! — пожалилась Гойка. — С торга воротилась злая, а как та нищенка пришла, совсем разъярилась… Лютует! Тебе, боярин, служанка не надобна?
— Нет.
— Понадобится, зови! Я работящая, расторопная, все умею.
— Запомню! — пообещал Некрас. — Кобылу расседлала?
— Не! Знала, что выгонит.
— Веди!
Некрас был в седле, когда Гойка подбежала ближе:
— Про сотника Улыба тебе сказывала?
— Какого сотника?
— Нищенка, которая приходила, просила передать тебе: в Белгороде объявился сотник Великого, Жегало. Он в Городце заправлял до того, как город сожгли, нищенка его добре запомнила — много зла сделал. Этот Жегало под половца рядится, голову и бороду обрил, но нищенка узнала.
— Подслушала разговор? — усмехнулся Некрас.
— Ага… — опустила голову Гойка.
— Ты и впрямь расторопная! — похвалил Некрас. — Ведаешь, где нищенка живет?
— Ведаю!
— Держи! — сотник протянул ей горсть серебра. — Ногата тебе, остальное ей!
Гойка отворила ворота, и Некрас выехал на темную улицу. Ворота, закрываясь, скрипнули за его спиной. Некрас остановился, задумавшись. Следовало немедля упредить Светояра о лазутчике, но был поздний час. «Спит старик! — подумал сотник. — Только обругает меня. Коли Жегало и в самом деле в Белгороде, до утра никуда не денется. Ворота заперты, чужого не впустят и не выпустят. С рассветом прискачу…»
Приняв решение, Некрас тронул каблуками бока Гнедой. Кобылка лениво зашагала привычной дорогой. Из-за облака показалась луна, залив улицу тусклым светом, и сразу же привычное око сотника заметило неясную тень, плотно прижавшуюся к высокому забору неподалеку. Тень пошевелилась, послышался хорошо знакомый сотнику скрип.
«Уд коний!» — про себя выругался сотник, выхватывая саблю. Ударил каблуками Гнедую под брюхо. Кобылка всхрапнула и понеслась вскачь. Щелкнула тетива, и Гнедая закричала, падая на колени. Некрас изловчился и ударил. Кончик клинка достал ночного убийцу — тот ничком рухнул в мягкую пыль. Некрас соскочил с падающей Гнедой, подошел ближе. Привычно ткнул лежавшего носком сапога. Тело было тяжелым и обмяклым — мертв. Некрас склонился и в неясном свете луны разглядел: кончик сабли вошел убитому посреди виска и, разрубив лобную кость, вышел у переносицы. Лицо у покойного было широкоскулое, разрез глаз узкий, халат и шапка — половецкие. «Рядится половцем…» — вспомнил Некрас и снова выругался.
Рядом с трупом валялся разряженный самострел, сотник поднял его, повертел в руках и отбросил к забору. Обыскал труп, нашел нож и отправил его туда же. Оглянулся. Гнедая лежала на боку, подергивая ногами. Короткая железная стрела вошла ей в грудь по самую пятку. |