— Они холопов охраняли, как Некрас напал?

— Они.

— Не могло так выйти, что вои твои, затаив зло на Некраса, посекли дружинников, чтоб Некрас не помирился с князем?

— Что ты! Сами, без повеления?

— А коли повеление было?

Святослав в упор смотрел на епископа. Тот опустил глаза.

«Он! — понял князь. — Лиса ромейская! Гречины, подлый народ!»

— Никто не видел, как дружинников секли, — тихо сказал Дионисий, — может, и не Некрас. Люди говорят: он, а кто на самом деле — Господь ведает. Думаю, княже, тебе до этого дела нет. Глеб Туровский не родич тебе и не друг. Его дружинников побили, его и забота. Чтоб ты лихого не думал, Артемий расскажет, что далее было.

Монах за спиной Дионисия поклонился.

— Как дружинников посекли, послал меня владыка к Некрасу, усовестить богоотступника…

«С такой-то рожей увещевать?» — Святослав с сомнением глядел на монаха. Тот, будто не видя этого взгляда, продолжал ровно и монотонно:

— Нашел я становище отступников и стал говорить им о каре Божьей. Призывал повиниться и не чинить более зла добрым людям. Только Некрас, наущаемый диаволом, натравил на меня смока. Аспид прокусил мне руку, — Артемий поднял правую руку со скрюченными пальцами, рвал лицо, — Артемий коснулся шрама на лице, — а богоотступники смеялись. Еле живой добрел я Турову…

— Видишь, княже? — сказал Дионисий.

— Вижу! — Святослав встал. — И вот, что скажу. Коли Некрас служил бы мне, а ты пришел на него жалиться, выпроводил бы тебя за порог. Но Некрас ворог мне.

— Потому и пришел! — усмехнулся Дионисий.

— Поздно. Нет более Некраса. Люди мои убили.

— Слыхал, княже.

— Так что тебе?

— Люди твои не вернулись из Белгорода…

«И это знает!» — поразился Святослав.

— Раз не вернулись, то и рассказать некому. Может, убили, а, может, и нет. Наверное знать надобно. Мне и тебе.

«Ромей!» — покачал головой князь, но спорить не стал. Прав, епископ.

— Чего хочешь?

— Артемий мой Некраса в лицо ведает. Хочу в Белгород послать. Только Артемий в землях киевских не бывал, в путях несведущ, к тому же люд разный на путях встречается… Дай слуг сопроводить его до Белгорода и встретить на обратном пути.

— Не побоится вновь безбожника встретить?

— Не побоюсь! — сказал монах. Голос его стал другим: звонким от ненависти.

— Что будет, как встретишь?

— На все воля Божья, — монах склонил голову.

— Быть посему! — сказал Святослав, вставая…

— Может, следовало князю сказать? — спросил Артемий, когда они с епископом вышли от князя. Гостей сопровождали гридни, но Артемий говорил по-гречески.

— Если мертв Некрас, князю знать без нужды. Возгордится. Если жив ворог, скажем. Нам помощь нужна, — ответил епископ.

— Сам справлюсь! — злобно сказал Артемий.

— Раз пробовал! — нахмурился Дионисий.

— Смок помешал…

— Если жив Некрас, то и смок жив. Не дерзи, раб! Делай, что велено! Смирна овца перед пастырем своим…

Артемий молча поклонился.

А Святослав позвал Горыню и передал ему разговор с гостями.

— Убил Жегало Некраса! И смока спалил! — возразил воевода. — Весь Белгород об том гудел.

— Будь у Ростислава другой воевода, не усомнился бы, — сказал князь.