Собственно говоря, блокпост у Гирзель-аула можно было назвать этим гордым названием весьма условно. По большому счету, никакого блока там не было, а просто поперек моста уложили бетонные плиты особым образом, так, что любой машине приходилось изрядно поманеврировать, чтобы проехать между ними; на дагестанской стороне, у въезда на мост, оборудовали по паре огневых точек; а личный состав располагался в палатках. И всего-то их было два отделения и шесть-семь человек из местной милиции.

У бетонных плит стояло двое часовых с сержантом, а командир блокпоста располагался в отдельной палатке с рацией. Таким было устройство блока в тот жаркий июльский день 1996 года.

С самого утра молодой боец по имени Василий с веселой фамилией Рабинович убеждал Сашу пойти с ним на рыбалку. Снасти Рабиновичу привезли очередным рейсом из Каспийска, удилища он приготовил сам; но молодого бойца с блок-поста одного не отпустили бы, а вот со старослужащим, таким как Куценко — может быть. Кроме того, Саша относился к Рабиновичу лучше остальных: не прикалывался над его фамилией, не напрягал, и тем более, не бил; другие старослужащие такой кучей достоинств не обладали. Поэтому Василий так долго надоедал Саше со своей просьбой, пока тот не согласился. Не очень-то он любил рыбалку, но посидеть в жару у прохладной реки в тот день захотелось и ему.

Он подошел к сержанту — контрактнику Соломатину, объяснил, куда хочет сходить, где он будет, и с кем. Тот не возражал: ничего особенного в этом не было; тем более что ухой из рыбы Саша обязательно поделился бы и с ним.

Таким образом, окрыленный Рабинович метнулся за снастями, вихрем примчался обратно, и, подхватив личное оружие, они отправились на реку. Недалеко, за поворот, но теперь за растительностью их было не видно, а вот они сквозь ветки могли запросто разглядеть все происходящее. Саша выбрал это место потому, что договорился с сержантом: в случае непредвиденных осложнений тот махнет ему рукой.

Вот Саша и выглядывал периодически на мост: служить ему оставалось не так чтобы и долго, а сложностей и приключений на свою голову уже не хотелось. Саша поднял винтовку и через прицел принялся просматривать аул. Он никому не говорил, но однажды таким образом ему удалось разглядеть купающуюся во дворе чеченку. Та была абсолютно голой, и Саша пережил немало приятных минут. Но в сегодняшний полдень поселок будто вымер — ни одного человека ни на улице, ни во дворах. Странно; хотя, впрочем — жара!

Послышался звук машины со стороны аула. Саша автоматически перевел прицел в сторону шума: к мосту приближался армейский «Урал» — ничего интересного.

Саша перевел глаза на Василия. Тот установил сразу две удочки, и теперь метался между ними как вратарь между штангами. У Василия наблюдался тот неприятный случай, когда рыба клевала постоянно, но из-за своего мелкого размера не могла нацепиться на крючок. Рабинович матерился, но чувствовалось, что он рад; полное отсутствие клева расстроило бы его значительно сильнее.

«Урал» миновал препоны и остановился возле часовых. Из кабины выпрыгнул офицер, и, что уже было довольно любопытно, водитель. В эту минуту Сашины глаза округлились и он прошептал:

— Черт!

Прибывшие взмахнули руками, и часовые на мосту рухнули. Соломатин согнулся в три погибели, и упал на бок. «Урал» двинулся дальше; по ходу движения из него как горох посыпались люди в камуфляже, и с необыкновенной быстротой кидались выполнять какие-то, как видно давно отработанные, задачи. Саша похолодел. Не оборачиваясь, он тихо позвал Рабиновича:

— Бросай удочки, беги сюда!

Василий, у которого в этот момент особенно яростно клевало, не слишком хотел бросать свое занятие, и он промолчал, будто не расслышал.

— Вася! Бросай все, иди сюда!

Когда старослужащий приказывает молодому таким тоном, то лучше выполнять, ибо неподчинение чревато.