Я сидел рядом с теткой, которая погребла меня под своими баулами. А я радовался, потому что под этой грудой моего маленького чемоданчика не нашел бы никто; вернее, до него просто не докопались бы. Поэтому единственную проверку документов по пути в Кизляр я пережил совершенно спокойно.
Заняв место в поезде, я тоже пристроил кейс под баулы торговок — соседей по купе. Они потом всю дорогу мешали мне спать: о чем разговаривали, я не понял — ни одного слова по-русски, так обидно! Зато проверка документов прошла легко, милиция только глянула на мешки и сумки, посмеялись, и дальше пошли. А в городе уже никаких проверок нет: вези что хочешь, куда хочешь — хоть атомную бомбу! Как будто и не идет война, и дудаевцы не взяли обратно свой город Грозный. Мир, дружба, балалайка! Сел спокойно на рейсовый автобус, и покатил к себе в Новопетровск.
А вот когда я подходил к дому, то задумался. Показать родителям кейс — никак невозможно, ни при каких условиях! Это исключено абсолютно! Пришлось думать, как быть.
Придумал. Вернулся на другую улицу, параллельную нашей. Дождался сумерек, подошел к соседскому забору, (тех, которые у нас на задах), внимательно осмотрел — тетки Нюры не было: она дежурит в магазине, видно, ушла на дежурство, ее собаку я знаю. Старый кобель, он еще меня школьником помнит. Я открыл калитку, прошел через двор. А между нашими дворами — ничья земля. Там почти весь год болото: грунтовые воды выступают, но к концу лета от жары почва высыхает, поэтому я легко пробрался через камыш, и вышел к нашему же дому, но с обратной стороны. В нашем дворе тоже никого не было.
С детских лет у меня сохранился тайник во дворе: я хранил там свое деревянное оружие. Повзрослел, и обработал его так, что никто кроме меня, ничего не обнаружит, даже отец. Я пробрался к тайнику, и положил кейс туда. Потом вернулся тем же путем на соседскую улицу, и уже как правильный, пошел спокойно домой.
Вот так я привез мою маленькую радость.
5 сентября. Ездил в лес на пристрелку. Конечно, патронов немного, но пристрелять под себя просто необходимо. Сначала думал поехать на мотоцикле, но мотоцикл — это потенциальная встреча с ГАИ, чего мне необходимо не допустить любыми путями. Поэтому выбрал велосипед. Ездил на реку, далеко — устали ноги. Зато никого вокруг не было, и я спокойно выполнил все запланированные мероприятия. Оружие отличное: ВСК-94.
Чудо! Мне достался ночной прицел; хорошо, что Саблин так вовремя завалил этого поганого араба. С такой пушкой он перестрелял бы весь наш блокпост. Вопрос только в том, откуда у него была наша, отечественная винтовка, которую я в войсках нигде никогда не видел. Все продается в России и все покупается! И любовь, и жизнь, и оружие. Смешно, оказывается, две мои одноклассницы работают в городе на панели: и не самые симпатичные девчонки; что в них клиенты находят?
Ладно. Короче пристрелял я оружие на максимальной дальности — где-то метров четыреста. Уложу как нитку в иголку. Жаль только, патронов достать мне будет негде потом. И всего-то осталось их у меня шестьдесят штук. Ну, если разумно распоряжаться, то на всю жизнь хватит.
Остается главный вопрос: на кой черт я припер ее домой?!".
Глава 8
Ирина Николаевна Воробьёва имела в городе Ташкенте, почти в самом центре, трехкомнатную благоустроенную квартиру. Она работала преподавателем в близлежащей школе, а муж также занимался педагогикой — работал в районной ДЮСШ. За время совместной жизни супруги нажили двух детей — девочек, хорошие отношения с соседями, уважение в трудовых коллективах, и считали себя людьми достойными и благополучными.
Но в 1992 году изменилось все. Как-то в один момент стали Воробьевы гражданами второго сорта. Если взрослые начали задирать нос, но пока в лицо гадости не говорили, то дети не церемонились. Они слышали кухонные разговоры взрослых, впитывали их в свои молодые мозги, и не в силах по молодости лет удержать в себе полученные знания, щедро выливали их на русскую учительницу на уроках. |