Изменить размер шрифта - +
Рот был открытым, глаза тоже распахнуты, но зрачков не было видно — глаза закатились и теперь смотрели утопленнику в череп. Сосуды лопнули, и глазной белок покраснел.

Абель таращился на утопленника.

Арт чувствовал, что ведет себя совсем не так, как подобает шерифу. Вместе с помощником, совсем еще мальчишкой, он стоял и думал о том, о чем думает человек при виде такого зрелища, — об уродливой неотвратимости смерти. Повисла неуместная в такой момент тишина; Арт сознавал, что своими действиями должен подать помощнику пример. Но они стояли и смотрели на труп, заставивший молчать обоих.

— Головой стукнулся, — прошептал Абель, показывая на рану среди светлых волос Карла Хайнэ; Арт ее и не заметил. — Летел за борт и стукнулся о планшир.

И в самом деле, как раз над левым ухом череп оказался пробит и виднелась дыра. Арт отвернулся.

 

Глава 3

 

Нельс Гудмундсон, адвокат, назначенный для защиты Миямото Кабуо, поднялся для перекрестного допроса Арта Морана. Движения его были медленными и натужными, по-старчески неуклюжими; он откашлялся и завел большие пальцы за подтяжки, там, где они пристегивались маленькими черными пуговками. Нельсу было семьдесят девять; его левый глаз почти не видел — мутный зрачок различал только свет и тень. Правый же, словно компенсируя дефект левого, казался необыкновенно зорким, наделенным даром предвидения. Пока Нельс шел, тяжело ступая по половицам зала и прихрамывая, блики света мерцали в его здоровом глазу.

— Доброе утро, шериф, — поздоровался он.

— Доброе утро, — ответил Арт.

— Я хотел бы прояснить для себя всего лишь пару моментов, — сказал адвокат. — Вы говорите, на борту «Сьюзен Мари» горели все огни, так?

— Да, — подтвердил шериф.

— И в рубке тоже?

— Да.

— А на мачте?

— Да.

— Огни лова, фонари на сети тоже?

— Да, сэр, — подтвердил Арт.

— Благодарю вас, — сказал адвокат. — Значит, горели все огни. Все до единого.

Он помолчал, изучая собственные руки, испещренные пигментными пятнами и временами дрожавшие из-за запущенной неврастении. Первым симптомом всегда было ощущение жжения, возникавшее в нервных окончаниях на лбу, которое потом сменялось сильной пульсацией височных артерий.

— Вы говорите, ночью пятнадцатого сентября был туман, — спросил Нельс. — Я вас правильно понял?

— Да.

— И туман густой. Так?

— Совершенно верно.

— Вы уверены?

— Да. Я тогда еще подумал об этом. Вышел на крыльцо около десяти и подумал, что уже с неделю не видал такого тумана. Видимость была не дальше двадцати ярдов.

— В десять часов?

— Да.

— А потом?

— Кажется, лег спать.

— Вы легли спать… А шестнадцатого… не помните, в котором часу встали?

— В пять. В пять часов.

— Это точно?

— Я всегда встаю в пять. Каждое утро. Так что шестнадцатого я тоже встал в пять.

— И что туман? Все еще не рассеялся?

— Нет.

— Такой же густой? Как в десять вечера?

— Почти. Но все же не такой густой.

— Значит, утром было еще туманно?

— Да, часов до девяти. Затем туман стал рассеиваться, и, когда мы сели в катер, его уже почти не было… если вы клоните к этому, сэр.

— До девяти… — повторил Нельс. — Или около того? До девяти?

— Именно так, — ответил Арт.

Быстрый переход