Рот был открытым, глаза тоже распахнуты, но зрачков не было видно — глаза закатились и теперь смотрели утопленнику в череп. Сосуды лопнули, и глазной белок покраснел.
Абель таращился на утопленника.
Арт чувствовал, что ведет себя совсем не так, как подобает шерифу. Вместе с помощником, совсем еще мальчишкой, он стоял и думал о том, о чем думает человек при виде такого зрелища, — об уродливой неотвратимости смерти. Повисла неуместная в такой момент тишина; Арт сознавал, что своими действиями должен подать помощнику пример. Но они стояли и смотрели на труп, заставивший молчать обоих.
— Головой стукнулся, — прошептал Абель, показывая на рану среди светлых волос Карла Хайнэ; Арт ее и не заметил. — Летел за борт и стукнулся о планшир.
И в самом деле, как раз над левым ухом череп оказался пробит и виднелась дыра. Арт отвернулся.
Глава 3
Нельс Гудмундсон, адвокат, назначенный для защиты Миямото Кабуо, поднялся для перекрестного допроса Арта Морана. Движения его были медленными и натужными, по-старчески неуклюжими; он откашлялся и завел большие пальцы за подтяжки, там, где они пристегивались маленькими черными пуговками. Нельсу было семьдесят девять; его левый глаз почти не видел — мутный зрачок различал только свет и тень. Правый же, словно компенсируя дефект левого, казался необыкновенно зорким, наделенным даром предвидения. Пока Нельс шел, тяжело ступая по половицам зала и прихрамывая, блики света мерцали в его здоровом глазу.
— Доброе утро, шериф, — поздоровался он.
— Доброе утро, — ответил Арт.
— Я хотел бы прояснить для себя всего лишь пару моментов, — сказал адвокат. — Вы говорите, на борту «Сьюзен Мари» горели все огни, так?
— Да, — подтвердил шериф.
— И в рубке тоже?
— Да.
— А на мачте?
— Да.
— Огни лова, фонари на сети тоже?
— Да, сэр, — подтвердил Арт.
— Благодарю вас, — сказал адвокат. — Значит, горели все огни. Все до единого.
Он помолчал, изучая собственные руки, испещренные пигментными пятнами и временами дрожавшие из-за запущенной неврастении. Первым симптомом всегда было ощущение жжения, возникавшее в нервных окончаниях на лбу, которое потом сменялось сильной пульсацией височных артерий.
— Вы говорите, ночью пятнадцатого сентября был туман, — спросил Нельс. — Я вас правильно понял?
— Да.
— И туман густой. Так?
— Совершенно верно.
— Вы уверены?
— Да. Я тогда еще подумал об этом. Вышел на крыльцо около десяти и подумал, что уже с неделю не видал такого тумана. Видимость была не дальше двадцати ярдов.
— В десять часов?
— Да.
— А потом?
— Кажется, лег спать.
— Вы легли спать… А шестнадцатого… не помните, в котором часу встали?
— В пять. В пять часов.
— Это точно?
— Я всегда встаю в пять. Каждое утро. Так что шестнадцатого я тоже встал в пять.
— И что туман? Все еще не рассеялся?
— Нет.
— Такой же густой? Как в десять вечера?
— Почти. Но все же не такой густой.
— Значит, утром было еще туманно?
— Да, часов до девяти. Затем туман стал рассеиваться, и, когда мы сели в катер, его уже почти не было… если вы клоните к этому, сэр.
— До девяти… — повторил Нельс. — Или около того? До девяти?
— Именно так, — ответил Арт. |