- Мы оба знаем это,- подтвердил пастор.

- А как же барон фон Малхин? - спросил я.- Он не заговорит?

Губы пастора зашевелились, как если бы он произносил немую молитву.

- Нет, барон фон Малхин не заговорит,-сказал он наконец.- Барон фон Малхин умер. Посреди всего этого ужаса с ним приключился разрыв сердца. Конечно, это была счастливая смерть. Минутой позже его собственные крестьяне забили бы его насмерть дубинами.

Я молчал, не осмеливаясь расспрашивать дальше.

- Вот так, доктор! - продолжал пастор.- Конец грезам о восстановлении империи Гогенштауфенов. Нет больше ни горы Кифгейзер, ни тайного императора. Что с Федерико? Я отправил его обратно к отцу в Бергамо. Он будет столяром. Маленькую девочку Эльзу поместили в швейцарский пансион. Она не знает, что ее отец умер. Может быть, когда-нибудь, спустя много лет, она и вспомнит о товарище своих детских игр и извлечет его из столярной мастерской. А может быть, она позабудет его.

- А она? - не вытерпел я и задал вопрос, все это время висевший у меня на губах.- Что стало с ней?

Пастор улыбнулся. Он понял, что я спрашиваю о Бибиш.

- Она в безопасности,- доложил пастор.- Вы, вероятно, не знали, что она замужем. Она неохотно говорила об этом, так как не жила с мужем. Теперь она вернулась к нему в Оснабрюк. От него-то и исходят попытки затушевать все это дело. Он занимает в городе чрезвычайно видное положение и пользуется огромным влиянием. Не пытайтесь становиться ему поперек дороги. Вы окажетесь совершенно одиноким в этой борьбе - один против всех. Я? О Господи, доктор, на меня и не рассчитывайте! Вот увидите, как только я покину эту комнату, никто не захочет сознаться в том, что вообще меня видел. Когда я уйду, я снова стану всего лишь персонажем вашего сна. Будьте благоразумны, доктор! Если врачи снова начнут убеждать вас в том, что Морведе приснилось вам во сне и что это была полубредовая галлюцинация, то соглашайтесь с ними. Скажите да - и покончите с этим! Ведь все это делается только ради той женщины... Не забывайте этого! Вы тоже любили ее когда-то, если не ошибаюсь. Или я заблуждаюсь?

- Но почему она предала барона? - воскликнул я.- Чего ради она погубила труд всей его жизни, разрушила все его мечты?

- Ничего подобного она не делала,-сказал пастор, покачав головой.- Она нисколько не повинна во всем том, что обрушилось на барона. Она только привела в исполнение то, что он сам задумал.

- Значит, в его вычислениях произошла ошибка. Но как он мог так ошибиться? Какой ужасный конец! Какой страшный результат всего эксперимента!

- Эксперимент ему удался вполне, доктор. Он не допустил никакой ошибки. Он хотел вернуть миру веру, но вера... Церковь Христова неизменна и вечна, так же неизменна и вечна, как и истина. Но вера? Каждой эпохе присущ особый характер веры, а верой наших дней, как я уже давно понял, является...

Он беспомощно махнул рукой, и на его лице отразились безысходная скорбь, усталость и покорность судьбе. Я закрыл глаза, задумался и затем воскликнул:

- Ваше преподобие, помогите мне! К чему сводится вера наших дней, в чем она выражается?

Ответа не было.

Я открыл глаза и приподнялся в постели.

Морведского пастора в палате не было. Остался только легкий аромат ладана, смешанного с запахом нюхательного табака.

- Сестра! - закричал я.- Позовите этого господина обратно!

Сестра милосердия подняла глаза от своего рукоделия.

- Какого господина?

- Священника, который только что вышел.

- Здесь никого не было.

- Но ведь я всего минуту назад разговаривал с пастором. Он стоял здесь, подле моей кровати. Он вышел из комнаты. Пастор. Священник.

Сестра милосердия достала термометр, встряхнула его и вставила мне под мышку.

- Пастор? - повторила она.- Нет, здесь никого не было. Вы разговаривали с самим собой.

Я посмотрел на нее сначала изумленно, потом возмущенно, а затем наконец понял.