– Я вызвал вас, – после дежурных приветствий негромко и обстоятельно, как всегда, заговорил следователь, – чтобы узнать, как продвигается следствие по делу де Фермона. Его жена звонит мне по несколько раз в день, и я хотел бы знать… э… можем ли мы сообщить ей что-то определенное.

– Определенное? Пожалуйста. Мы до сих пор не знаем, куда Морис поехал тринадцатого числа. Его жена уверяет, что ей ничего не известно. Проверки больниц, а также проверки по линии отдела гостиниц ничего не дали. Гренье говорил с осведомителями, но они только разводят руками. Я принял дело, но пока успел лишь пообщаться с графом де Круассе…

– Вы сказали ему, что машина его зятя нашлась?

– Нет.

– Почему?

Вместо ответа Буало лишь повел плечами. Тардье снял очки и неторопливо принялся растирать переносицу.

– Машина была объявлена в розыск, и ее в конце концов нашли в Ницце. Нашли и человека, который сидел за рулем. Судя по отпечаткам пальцев, это Жюльен Робишо, который раньше задерживался за бродяжничество в Париже и других местах. В момент задержания на Робишо была новая одежда, и он собирался купить себе часы. При обыске у Робишо обнаружили портмоне, полное денег. Я затребовал к нам и машину, и задержанного. На первый взгляд все выглядит так, что бродяга убил де Фермона, после чего забрал его машину и кошелек. Но…

– Но? – подхватил следователь, внимательно глядя на собеседника.

– Пока я сам не допросил арестованного, и пока наши эксперты не изучили машину де Фермона, я, с вашего позволения, воздержусь от категоричных утверждений. Кроме того, есть еще одно обстоятельство, которое нуждается в проверке. Похоже, что любовница Мориса исчезла.

– Любопытно, – прокомментировал Тардье.

– Не то слово. Вы ведь не хуже моего знаете, что таких совпадений просто не бывает.

Беседу прервал телефон, который неожиданно разразился длинной пронзительной трелью.

– Это опять она, – усмехнулся следователь, кивком указывая на аппарат.

– Мадам де Фермон? А…

Буало хотел спросить: «А откуда вы знаете, вы ведь даже не снимали трубку». Следователь покосился на комиссара, и в его глазах неожиданно сверкнули иронические искорки, которых Буало от него никак не ждал.

– Я всегда знаю, кто мне звонит, – сообщил Тардье. – Чувствую. А вы?

– Я… м-м…

Комиссар Буало на дух не переносил мистики, равно как и всего, что на нее смахивало. Трупы, улики и подозреваемые – штука материальная, а все прочее – выдумки романистов. Он считал следователя Тардье человеком вполне надежным, хоть и скучным, как расписание поездов, и то, что тот будто бы мог знать, не поднимая трубки, кто ему звонит, ставило Буало в неловкое положение.

Должно быть, на лице комиссара отразилось больше, чем следовало, потому что следователь усмехнулся краем рта и резким движением сдернул трубку с рычага.

– Алло! Да, мадам де Фермон… Нет, пока ничего нового. А, вам уже сообщили? Да, дело теперь ведет другой… Вы можете не беспокоиться, комиссар Буало – один из лучших в уголовной полиции… Разумеется, мы вам сообщим. Да, мадам. Конечно, мадам… Всего доброго.

Он повесил трубку, надел очки и с невинным видом воззрился на комиссара, который не знал, что и сказать.

– Пресса вам еще не докучает? – спросил следователь.

– Пока нет. Гренье умеет держать язык за зубами, как и я. Инспекторов я тоже попросил не болтать лишнего.

– Комиссар Гренье, вероятно, вам рассказал, как он пытался допросить мадам де Фермон, – усмехнулся Тардье.