Мама села напротив:

– Какие у тебя планы на Новый год?

Ложка дрогнула, звякнув о край тарелки.

– Никаких.

В маминых глазах скользнуло легкое беспокойство и сразу же погасло, уступив место радости.

– Вот и хорошо, – сказала она, – дело в том, что я хотела попросить тебя поехать к моим тетушкам в деревню. Старушки там совсем одни. Мы с папой идем в гости, так что прибудем к вам первого января к вечеру или второго. А ты уж поезжай пораньше. – И она мило улыбнулась.

Вот это новость!

Гениально!

Я проведу Новый год в обществе двух деревенских бабушек и телевизора. Да, хуже придумать уже невозможно.

И что мне оставалось делать?

Ничего.

Я согласилась.

А потом, закрывшись в комнате, бросилась на диван и долго рыдала, до тех пор, пока слезы не кончились. Я все представляла себе своего парня. Нет, теперь уже не моего, а того, кто еще вчера считался моим.

Пашка из параллельного десятого класса. Мы начали встречаться с осени, после школьной вечеринки. С ним было весело. И еще: он казался таким надежным, правильным. Мне бы и в голову не пришло, что Пашка может предать вот так, запросто. А ведь мы так чудесно проводили время! С ним было очень легко. Мы даже целовались!

Может, я чего то не понимаю? Пашка был первым парнем, с которым я встречалась всерьез. Возможно, я сделала что то не так? Мне казалось, мы прекрасно понимаем друг друга. Выходит, ошибалась?

Представляла себе, как он гуляет сейчас по городу с незнакомой мне девчонкой. Я ее никогда не видела, знала только, что у нее светлые волосы. Примеряла к ней разные лица, ее облик все время плыл, размывался, неизменными были только эти белые волосы.

Так вот они гуляли вдвоем по нашим любимым улицам, держались за руки, смеялись, и он смотрел на нее так же, как когда то смотрел на меня. Это было невыносимо.

Я переключилась. Вспомнила всех его друзей, как мило они со мной общались, совсем по приятельски. Как мы готовились к Новому году, как это было весело – планировать праздник. Мы с Дашкой столько всего придумали, даже книжку купили с разными играми. Я знала, что надену, где мы соберемся, куда пойдем, что будем делать. Я все знала, но теперь мое знание не стоило ничего, потому что я больше в этом не участвовала. Мое место заняла другая.

А я еду к бабушкам в глухую деревню. Вот и вся моя жизнь.

На следующее утро притворилась больной и не пошла в школу. Мама обеспокоенно потрогала мой лоб, заставила смерить температуру, убедившись, что температура нормальная, все таки разрешила мне побыть дома.

– Очень уж ты бледная, и глаза красные, – сказала мама. Велела пить чай с лимоном и медом и ушла на работу.

До полудня я не вылезала из под одеяла, но не спала. Лежала и смотрела в потолок, грезила. Планы мести, один страшнее другого, роились у меня в голове. Вот бы явиться к Пашке и его компании прямо на Новый год и испортить всем праздник, а еще лучше – встретить эту блондинку из соседней школы и рассказать ей все, да еще и приукрасить так, чтоб она испугалась и бросила моего, то есть уже не моего. А, ну их!

Нет, надо встать прямо сейчас и пойти в школу. Он выйдет после занятий, и все ему выскажу.

Разумеется, я не встала и никуда не пошла. Лежала и страдала в одиночестве. Правда, не слишком долго. Кто то позвонил в дверь.

Как была, в ночной рубашке, поплелась открывать. Оказалось, Дашка прибежала.

– Ты почему телефон отключила? – с порога завелась она.

Я вздохнула и молча посторонилась. Дашка вошла, посмотрела на меня сочувственно, стащила куртку:

– Что, совсем плохо?

Она держала куртку на весу, как будто не могла решить: остаться или уйти.

– Простыла, кажется, – соврала я. – Проходи, чего стоишь.

Повернулась и пошла на кухню.