— Что, объявился новый шейх? — удивился Адам.

— Да, — улыбнулся Хажи-Бекир. — Можешь радоваться.

— Чему?!

— Да ведь этот святой — ты!

— Как это я?!

— Здесь твоя могила.

— Моя могила? И это ты, конечно, поторопился вырыть мне могилу?

— В Шубуруме нет другого могильщика…

Адам вдруг ухмыльнулся:

— А если объявить паломникам, что я жив, а?

— Не поверят.

— Пожалуй, ты прав… Они так увлечены своим делом, что, наверное, им все равно, кто тут похоронен: то ли шейх, то ли Шахназар, то ли кости его лошади и моя папаха… А все-таки приятно…

— Что тебе приятно?

— Да вот так постоять перед своей могилой и поглядеть на людей, которые восторженно чтят мою память. Уверен, когда я умру на самом деле, такого почета не будет…

— Нет, нет, ради аллаха, не помирай! И вообще человеку положено помирать один раз, два раза умирать — это уже смешно!

— Гм, да. Ты прав.

— И мне ты нужен живой, а не мертвый! Пошли! Не мешай людям молиться.

— Все-таки надо им сказать!

— Нет, нет! Это будет кощунством, осквернением могилы святого Адама.

— Ну, я еще не покойник!

— Ну, знаешь, от их кулаков можешь стать и покойником, если рассердишь.

— Неужели они предпочитают меня не живым, а мертвым?!

— Такова наша вера: при жизни человек не дороже муравья… Ну, пошли, пошли, паломники уже косо поглядывают, думают, что мы смеемся над ними.

— Да как же не смеяться?! Меня, сельского парикмахера, люди считали каптаром, когда вот они — целое стадо каптаров!

Адам не хотел идти, собирался еще рассуждать, но Хажи-Бекир силой оттащил парикмахера от его могилы и повлек в аул. Однако когда поравнялись с воротами его сакли, Адам уперся и решительно отказался идти дальше. Хажи-Бекир умолял Адама сначала объявиться в сельсовете; парикмахер был неумолим.

— Кому надо, пусть придут ко мне, — гордо заявил он и ушел.

Адам звал к себе Хажи-Бекира, но тот лишь покачал головой; он не хотел встречаться с Хевой; в конце концов это она чуть не отдала его на самосуд разъяренной толпы…

И Хажи-Бекир один пошел прямо в сельсовет.

На площади толпился народ. Айшат еще суетилась: перевязывала раны отважным охотникам на каптара. Хамзат едва не вскочил с носилок, увидав, как заботливо и даже нежно перевязывает Айшат лицо Касума. Может, он все же поднялся бы, чтоб ударить корреспондента, но тут появился Хажи-Бекир. Могильщика сразу окружили блюстители общественного порядка и сказали, что он арестован именем закона.

— За что? — громко спросил могильщик.

— За убийство парикмахера Адама! — сказал, подойдя, Мухтар.

— А если я не убивал? — улыбнулся Хажи-Бекир.

— Бегством из тюрьмы ты сам доказал свою вину. Уведите!

— Нет, нет, постойте! Ха-ха-ха… Адам жив! — крикнул, торжествуя, Хажи-Бекир.

— Как это — жив?! — зашумели кругом. — Мы сами его хоронили! Чего он нас дурачит?! Просто он с ума сошел!

Похохатывая, Хажи-Бекир рассказал все: что только сейчас он проводил Адама целым и невредимым в его саклю, что каптара нет и не было, а была месть Адама насмешникам и озорникам, что слухи о снежном человеке просто досужий вымысел болтунов и сплетников… Его слушали разинув рты.