Перец продолжал:

— Ты тогда всю нашу дорогу лопушком прикидывался, типа, ничего не могу, ничего не понимаю, а как пришел урочный час, так ты и вышел… Весь такой блистающий, весь такой ослепительный, аж отслоением сетчатки грозило!

Злобненько.

— Не надоело придуриваться? — нахмурился я.

— Пух, пух, — Перец изобразил перестрелку, — и жесточайше почикал негодяев! Как там говорится… Беспрекословной рукой, во! Так их отбеспрекословил, что у них всякая охота на добрых людей нападать и отпала. И вообще все отпало, они все померли враз. Знаешь, в честь такого выдающегося события мой друг Поленов, ты его не знаешь… мог бы сделать тебе отличную татуировку. Вытатуировать у тебя на груди тебя самого! Или нет, лучше не тебя самого, лучше Мамина-Сибиряка.

— При чем здесь Мамин-Сибиряк?

— А ни при чем, — хохотнул Перец. — Фамилия просто такая… Величественная. Не знаю, как тебе, а мне на ум приходят простые, но в то же время волнующие строки. Допустим, такие:

Лошадка хмурая

Бредет скрозь лес

А я прицелился

Достал обрез…

— Погнал ты что-то… — осторожно сказал я.

Перец часто стал гнать. Гнать и стишки сочинять. Какая-то в нем нервозность ни с того ни с сего прорезалась, я уже говорил. Не знаю, мне кажется, его лечить надо. Комплексными методами. Но он лечиться не будет, он упертый. Будет веселиться.

— Почему это погнал? — напрягся Перец.

— Ну вот что это значит — «а я прицелился, достал обрез…»? Обычно наоборот бывает. Обычно сначала обрез достают, а потом уже прицеливаются.

— Верно, — кивнул он, — я не заметил. Я вообще такой невнимательный, ничего не вижу. Вернее, вижу, но понимаю, что именно видел, только потом. Вижу — сволочь какая-то, но не понимаю…

Перец сбросил полушубок, выхватил меч. Я же говорю, заносит его. Юноша на грани нервного срыва.

— Лариска на тебя так тогда смотрела… — Перец игриво пошевелил бровями. — С восхищением.

Он подошел и принялся тыкать меня рукояткой в бок, снова подмигивать, щурить глаз и вообще натужно веселиться.

— С таким восхищением… Прямо, ну не знаю… Ты ее поразил!

Перец начал медленно вертеть мечом над головой. Над своей. Ну и над моей заодно. Не очень приятно.

— Ты имел бы у нее успех, — сказал Перец. — Настоящий герой…

— Да какая Лариска-то?

— Ты бы имел успех… — талдычил Перец. — Большой успех. Еще бы — такой могучий, защитил женщин, больных, детей, больных женщин и детей, сирых, убогих, одноногих…

Опять. Опять заскок.

— Герой… — Перец поморщился. — Без страха и упрека…

Потом шагнул назад, сделал незаметное движение, и клинок оказался у самого моего носа. Острием. Перец улыбался.

— Какая Лариска? — повторил я вопрос. — Ты чего? Может, тебе кровь дурную отворить стоит, сбросить давление?

— Не помнишь? — Перец прищурился еще больше. — Кровь отворить?

— Не помню, — простодушно ответил я. — У меня провалы в памяти случаются… Я тогда переволновался…

— Да ладно, — Перец отступился, — ладно. Ну, та, рыжая. Лара. Неужели ты внимания не обратил? Она такая, эффектная.

Перец взмахнул мечом в сторону большого сталагмита.