– Очень кстати, – сказал Лемуан, вставая. – Сделаем перерыв и выкурим пока сигаретку-другую.

Абигэль кипела от гнева, но не показала этого. Поставила крестик в своих записях, скупо поблагодарила и извинилась перед этим концентратом тестостерона. Быстрым шагом покидая комнату, она злилась на свое непослушное тело, на эту окаянную сонную болезнь. Почему это случилось прямо посреди ее выступления? Почему в самый важный момент ее последних недель работы?

Она поспешно уединилась в палате, закрыла дверь, легла на старый матрас, глядя в потолок, скрестив на груди руки, в позе трупа в гробу. Безумная Вдовушка дала ей кров. Могло быть хуже: по крайней мере, она в кровати, а не посреди супермаркета и не прячется в туалете своего кабинета, в то время как в кресле ждет пациент.

Не успела она смежить веки, как ее накрыло огромным черным покрывалом. Всегда та же непроницаемая ткань, давящая на лицо, то же ощущение удушья на какую-то долю секунды – и тут же расслабилась диафрагма, и ее дыхание почти мгновенно перешло в автоматический режим.

Секундой позже она отключилась, погрузившись в парадоксальный сон, полный грез и кошмаров.

Они знали также, что ее болезнь и медикаментозное лечение, смягчающее ее последствия, стирали ее самые давние воспоминания – на данный момент о детстве, – но никак не сказывались на умственных способностях. За три года Абигэль помогла им распутать шесть дел об исчезновениях и убийствах. Иные зубоскалы говорили, что разгадка является ей во сне, но она просто хорошо делала свою работу, ничего не упуская. В отделе розыска ее прозвали Цеце.

Она заглянула в записи, увидела крестик, вспомнила последние фразы.

– Так… К сожалению, лица Фредди я во сне не увидела, понадобится еще несколько сиест.

Раздался смех. Разговоры смолкли, и она снова завладела вниманием сыщиков.

– Вернемся к серьезным делам. Итак, мы говорили о причинах создания этого чучела. Оно еще и проекция похищенного ребенка. Преступник нападает на это сооружение из соломы и одежды, терзает когтями и пропитывает кровью. Через него он показывает нам свой гнев и решимость. Он провоцирует нас, хочет напугать. Вот почему я думаю, что дети еще живы. Но разумеется, прошу вас принять эту информацию со всеми необходимыми оговорками.

– Все трое детей, говоришь? – отозвался Лемуан. – Даже первая пропавшая, Алиса?

– По всей вероятности… Иначе он наверняка предъявил бы нам тела. Зачем бы ему их прятать и показывать нам чучела?

Это была, наверно, хорошая новость, но она лишь усугубила чувство бессилия у команды.

– Это не обычный преступник, его нет в картотеке ДНК, и поэтому он вряд ли когда-либо сталкивался с правосудием, даже за мелкие нарушения, что и делает его неуловимым. Он такой же, как вы и я. Пока он не выполнил первую часть своей миссии, не дошел до счета «четыре», как сообщил нам в своем письме, он сохранит этим детям жизнь. Ему нужны четверо детей, прежде чем перейти к следующему этапу. Если считать правдой адресованное нам послание, ему осталось похитить одного.

Патрик Лемуан встал и направился к кофеварке. Он наполнил стаканчики.

– Живы, черт побери!

– Со всеми оговорками, повторяю. Но предпочитаю, чтобы вы знали досконально ход моей мысли.

Патрик не первый день служил в жандармерии, но такого даже вообразить не мог. Отыгрываться на детях значило нарушить все правила, делающие нас людьми. Какую участь этот хищник уготовил своим маленьким жертвам? Патрик раздал всем кофе. Многочисленные окурки, раздавленные в картонной тарелке, походили на мертвых мух. Да и все было здесь мертво: стены, палаты, коридоры… Безумная Вдовушка догнивала изнутри.

– Что будем делать с родителями? – спросил Фредерик Мандрие.