Падме Наберри Амидала – девушка всесторонне образованная и очень быстро соображает, ну, кроме случаев, когда находится в заплаканном состоянии. Вот и сейчас она поняла всё моментально, хоть и не была согласна. Тряхнула головой:

— Не может быть! Анакин уничтожил владыку ситов, это был граф Дуку! А его ученица, Вентресс, ушла в наёмники.

— Осмелюсь уточнить, госпожа, — неожиданно подал голос стоявший у стены Трипио, о котором все забыли. — Граф Дуку не мог быть учителем татуированного забрака, который напал на вас на планете Татуин. В то время он ещё не стал ренегатом.

— Верно… — голос Падме сел, опустившись до шёпота. Собрав волю в кулак, она посмотрела на угрюмо молчащего мужа: — Анакин, скажи мне! Ответь. Ты действуешь по указке владыки ситов??

— У меня своя голова на плечах!

— Чем дальше, тем больше я в этом сомневаюсь, — буркнул я себе под нос.

— Заткнись! — огрызнулся Анакин. — Падме, ты же знаешь, я делаю всё, чтобы спасти тебя!

— Спасти меня?? — вспыхнула Падме. — От чего? От твоих параноидальных видений? Приносить кровавые жертвы своим женщинам становится для тебя традицией, не находишь? Сначала Шми, теперь я… И ты хочешь, чтобы я приняла эту жертву? Может быть, мне следует ещё гордиться тобой, убийца?

— Ты не смеешь так говорить, неблагодарная! — набычившись, произнёс он и – я не поверил своим глазам – замахнулся на Падме.

— Не тронь её!! — заорал я. Выдержал тяжёлый, давящий взгляд зятя, добавил тише: — Какое благородство! Бить беременную женщину только за то, что она с тобой не согласна. И это притом, что на всех углах кричишь о любви к ней. Настоящий мужч…

Договорить я не смог. Почему-то стало не хватать воздуха, будто язык распух и перекрыл вход в гортань. Падме в ужасе перевела взгляд с мужа на меня, затем снова на Анакина, на его вытянутую руку… В отчаянье замолотила кулачками по его руке – с тем же успехом она могла бить по дюрастиловой балке:

— Остановись! Прекрати! Ты хочешь убить ещё и моего брата??

— Я научу этого щенка не встревать в разговор взрослых людей!!

— Щенка? Да ты сам только на два года старше него!

— А что он видел в своей жизни, чтобы судить обо мне? Тепличный дворцовый мальчик…

— Ты никогда не говорил так. Это не ты! Ты… ты безумен!

Анакин расхохотался, как одержимый, словно подтверждая её слова:

— О, нет! Впервые за всё это время я, наконец, в своём уме!

Сквозь багровый туман удушья я вдруг увидел, как Падме сделала шаг, второй. Вниз, по ступеням веранды. К пропасти в сотню этажей. Я попытался крикнуть, остановить её, но получился только хрип. А она, встав на самом краю, ледяным тоном, которым, бывало, отдавала приказы во дворце, произнесла:

— Отпусти. Моего. Брата. Иначе я убью себя!

Давление на моё горло ослабло. Анакин оглянулся, повёл левой, неповреждённой рукой – и кузину подняло в воздух и бросило на подушки дивана рядом со мной.

— И кто из нас безумен?? — прорычал зять, нависая над ней. — Они так запудрили тебе мозги, что ты готова убить моего ребёнка??

— Анакин! — хрипло произнёс я. — Я готов извиниться перед тобой за каждое моё слово. Ты только успокойся, и давай подумаем, как можно выправить ситуацию.

— Приди в себя, дорогой, — поддержала Падме. — Нельзя громоздить одну ошибку на другую. Опомнись, Анакин. Остановись, пока не поздно…

— Не поздно? Не поздно, говоришь?? Скажи это горе трупов там, в Храме!! Скажи юнлингам, которых я зарубил вот этой рукой! Нет.