В комнате раздавались какие-то
голоса -- вот последнее, что удалось расслышать Илвуду до того, как
Мазуревич и Дерошер окончательно перешли на таинственный шепот.
Илвуд неочень хорошо понимал, что, собственно, заставило суеверную
парочку пуститься в такого рода сплетни; вероятно, их воображение
подстегивало, с одной стороны, то, что Джилмен допоздна не ложится спать и
страдает лунатизмом, а с другой -- приближение кануна первого мая, дня,
которому укоренившиеся в народе предрассудки приписывают особое
сверхъестественное значение. Нет сомнений, что Джилмен разговаривает во сне:
именно благодаря этому Дерошер, подслушивавший у двери, узнал о фиолетовом
свете, который Джилмен так часто видит во сне. Таковы уж эти люди: стоит им
услышать что-нибудь о каком-либо необычном явлении, как они начинают
воображать, что сами были ему свидетелями. Что касается плана действий на
ближайшее время, то прежде всего Джилмену следует перебраться к Илвуду,
чтобы впредь не оставаться по ночам одному. Илвуд, если только, конечно, сам
не заснет, станет будить Джилмена, как только он заговорит или начнет
подниматья с постели во сне. Затем срочно нужно повидать врача. Кроме того,
надо будет показать этот странный предмет в здешних музеях и кое-кому из
преподавателей -- может быть, удастся выяснить, что представляет собой эта
необычная вещь, солгав на всякий случай, будто она найдена в мусорном ящике.
Ну, и Домбровскому придется, наконец, потравить крыс в доме.
Заботливо опекаемый Илвудом, Джилмен посетил в тот день все занятия.
Все еще чувствовалось странное притяжение неизвестных небесных тел, но
теперь ему вполне удавалось справиться с ним. В перерывах между лекциями
Джилмен показал принесенный с собою загадочной предмет со спицами нескольким
профессорам; все они проявили самый искренний интерес, но никто не смог
прояснить природу или происхождение этой необычайной вещи. Следующую ночь
Джилмен провел на кушетке, которую Илвуд велел поставить у себя в комнате;
впервые за несколько недель у него не было никаких тревожных сновидений. И
все же юношу не покидало ощущение, что болезнь отступила лишь на время; его
по-прежнему ужасно раздражало беспрестанное нытье заклинателя духов.
Еще несколько дней Джилмен наслаждался почти полным отсутствием всяких
проявлений своего заболевания. По свидетельству Илвуда, он совершенно не
разговаривал во сне и не пытался встать с постели; тем временем хозяин
старательно посыпал все углы дома отравой для крыс. Беспокоила только
постоянная болтовня суеверных иностранцев, чье воображение разыгралось до
чрезвычайности. Мазуревич долго навязывал Джилмену и наконец всучил-таки
крестик, освященный почтенным патером Иваницким. Дерошеру тоже было чем
поделиться: оказывается, он готов был поклясться, что в первые две ночи
после переезда Джилмена к Илвуду в опустевшей комнате наверху все же
раздавались чьи-то осторожные шаги. |