— Что был, что не был.

Кабинет между тем наполнялся сотрудниками. Все были в курсе дела, все жаждали услышать какие-нибудь новости.

Сергей принялся рассказывать. И по мере того как он рассказывал, лица слушателей становились все озабоченнее.

Закончил Сергей неожиданным вопросом, сам удивившись, как это он вдруг всплыл у него в голове:

— Между прочим, к ориентировке по розыску Марины Ивановой должна быть приложена ее фотография. Где она?

Этот вопрос возник у него только что, в тот момент, когда он заново рассказывал все, то произошло накануне вечером у Федорова.

Оказалось, фотография поступила позже.

Когда она попала ему в руки и Сергей впервые, может быть, так внимательно, даже придирчиво, вгляделся в нее, он почувствовал, как заколотилось вдруг сердце.

С фотографии на него смотрело совсем другое, совсем незнакомое лицо.

Сомнений не было: девушка, приехавшая к Федоровым, была не Марина Иванова.

Когда Сергей поделился своим открытием, все молча переглянулись.

— Ну, знаете… — не то растерянно, не то возмущенно произнес наконец Лобанов, — что это за фокусы? Горлина оказывается не Горлиной, Иванова — не Ивановой и, между прочим, — он покосился на Сергея, — твой Федоров — не Федоров. Это уж слишком…

Через минуту двое сотрудников мчались вниз по лестнице к поджидавшей их у подъезда машине.

А спустя еще минут пятнадцать в кабинете Лобанова зазвонил телефон. Один из уехавших сотрудников докладывал, что дома у Федоровых никого нет и они остаются дежурить. Как только появится мнимая Марина Иванова, она будет немедленно доставлена в управление.

В то утро у Сергея все валилось из рук. Надо было снова допросить Алека, заняться Семеновым, а главное — искать, искать новые пути, новые факты, новые связи между ними, новые слова наконец, которые надо было сказать Алеку, чтобы заставить этого упрямого, парня заговорить откровенно, чтобы понял он, кто ему друг, а кто враг.

Но Сергей ни на чем не мог сосредоточиться. И Лобанов тоже. Наступила какая-то нервная разрядка. Словно иссякли где-то невидимые аккумуляторы или кончился завод у пружин.

Оба сидели в кабинете у Лобанова, раздраженные, злые, вконец измотанные, и не знали, за что взяться.

— Придумали бы кибернетическую машину, что ли, — досадливо сказал Лобанов. — Заложить в нее все эти фокусы, все наши данные — и, пожалуйста, вам ответ: кто есть кто, как в том справочнике.

— Многого хочешь.

— Все много хотят. В конце концов, у нас тоже точная наука, криминалистика. Это тебе, скажем, не литература — одному нравится, другому не нравится…

В минуту усталости и раздражения Сергей становился молчаливым и сдержанным. Лобанова же такое состояние делало еще разговорчивее.

— …Там одни вкусы и ощущения, — сердито продол жал он. — А у нас точные факты. Вон я читал: машина и переводы с одного языка на другой делает, и иероглифы расшифровывает, и в шахматы играет, даже больным диагнозы ставит. Скоро детей начнет учить, каждого по его способностям…

— Ладно болтать-то.

— А я не болтаю. Что, у нас кибернетика не применима, по-твоему?

— Пытаются применить. Пока для справочно-инфор-мационной службы.

— Это зачем?

— Затем, что у нас правовых норм видимо-невидимо, всяких законов, постановлений, актов.

— Ну, это, конечно, надо. Тут я не спорю.

— Спасибо.

— А все-таки и в борьбе с преступностью машина тоже нужна.

— Ее пока к судебной статистике приспосабливают.

— И к нашей нужно.