— Герцогиня — ничего себе? — спрашивает Андрей.

— Толстая, — говорю я. — Деваха с картины Рубенса, грудастая такая плюшка. Лоннара она заводит, что до меня… не в моем вкусе. Да что ты о ней, провокатор?! Она, похоже, еще с кем-то путалась, а Лоннару теперь — пытать ее хахаля! Нет уж, я туда больше — ни ногой!

— Ты хотел этот мир посмотреть…

— Я насмотрелся! — рявкаю я.

Андрей улыбается. У него загадочный вид человека, который успел понять что-то, еще непонятное мне.

— Ты успокоишься, — говорит он уверенно. — Через некоторое время тебя снова туда потянет. Невозможно оставить драму без финала — а там интересно. Ты же сам чувствуешь, что там интересно — и Лоннар с его горбуном тебе интересны?

Я вдыхаю запах кофе, пытаясь не думать о вони каземата.

Я уже понимаю, что он прав. Разумеется, не сейчас, даже, наверное, не завтра — но я вернусь.

Куда я денусь? Я уже плотно сижу на этих странствиях по чужим жизням. Плотнее, чем на игле. Но пока мне хочется эмоциональной разрядки. Я уже давно видел эту… келью — не келью, забавную такую комнатушку: на сверхъестественно широченном ложе множество перин и подушек, стена завешена грубым гобеленом, на котором в кубистическом стиле вытканы шлемоголовые всадники на деревянных лошадках посреди сине-зеленого дремучего леса, к бронзовому подсвечнику подвешена странная вещица из блесточек, перышек и ниточек. У стрельчатого окна — широкий подоконник, на подоконнике — массивная расчерченная доска на манер шахматной; в окно сияет небо — одно только небо.

Интересно, почему только небо?

Андрей шагает из нашей комнаты в ту — и совершенно растворяется в воздухе. Такого я еще не видел. Я следую за ним — и проваливаюсь в мягкую тьму, пронизанную плывучими цветными звездочками…

Я просыпаюсь оттого, что солнышко светит в самое лицо, щекочет веки и нос — даже чихнуть хочется. Я зеваю, отворачиваюсь — делается жарко уху. Солнышко решило меня разбудить.

Я снова зеваю. Еще рано — мне так кажется. Мы вчера поздно легли — Рич меня учил играть в башни. Пока не выиграл у меня раз десять — я так и не понял, в чем смысл. А когда начал понимать — как-то сам по себе заснул.

А он — спал рядом со мной или где-то мотался всю ночь — этого я не знаю. Хотя, наверное, спал. Просто раньше проснулся.

Хочется кушать.

Я встаю с постели, размышляю, надеть ли штаны, решаю надеть, запихиваю в штаны подол рубахи — и отправляюсь его искать.

Замок громаден, как… как не знаю, что! Чтобы рассмотреть потолок, надо задирать голову — и то не рассмотришь. Весь потолок в копоти. Все огромное. Лестницы, страшно крутые, по которым я сползаю, повернувшись спиной вперед и нащупывая ногами ступеньки. Залы — гулкие пещеры: стою у одной стены — вторая далеко-далеко, противоположная дверь кажется крохотной, как замочная скважина. В залах — везде копоть и сажа; столы из тесаного камня, не на ножках, а на каменных столбах — столешницы — все в трещинах, во вмятинах, каменные плиты выщерблены… лихо тут раньше пировали. Стулья вокруг столов нельзя двигать — они тоже каменные, как троны. Может быть, они и не вросли в пол, но у нас не хватает сил стронуть их с места. Сидеть за таким столом на таком стуле — все равно, что на холме сидеть за плоскогорьем. Мы не любим тут есть — мне жутковато, а ему грустно…

— Рич! — кричу я.