Я посмотрела на него, вне себя от волнения.

– Так быстро сосчитали, – добавил он.

– О… да… вы говорили, что дошли до середины курса, значит, вам было около двадцати… – Я запнулась, но продолжила: – А во вторник вы упомянули, что вам тридцать шесть.

– Разве? – Он взглянул на меня с нескрываемым изумлением. – Что-то я такого не припомню.

– Да, кажется, вы говорили… я совершенно… уверена, что… говорили.

«Заткнись, Миранда!»

– Что ж, очевидно, вы правы. Так или иначе, я решил взять тайм-аут, чтобы прийти в себя. Я поехал в Сан-Франциско – в гости к другу. Его родители переехали туда. Я ведь, кажется, рассказывал вам, что мы жили в Штатах, когда я был маленьким?

Я кивнула.

– В общем, старшая сестра моего друга работала фотографом в «Сан-Франциско экзаминер». До сих пор вспоминаю, какое сильное впечатление она на меня произвела… Сперва она уходила и снимала потрясающий материал, потом по полночи проявляла пленку – она была страстно предана своему делу! А главное, на следующий день фотографии появлялись в газете. У меня была куча свободного времени, и сестра друга показала мне, как работает фотоаппарат, разрешила входить в темную комнату и проявлять снимки. Короче говоря, я увлекся фотографией и решил бросить Кембридж…

– И все-таки жаль, что вы ушли из университета.

– Поймите, мне показалось бессмысленным туда возвращаться. Я поступил в Лондонский политех на отделение фотографии, и, по счастью, к тому времени руки уже почти зажили. Кстати, в результате несчастного случая я получил кое-какую финансовую компенсацию – что-то вроде страховки. Я купил отличную, хотя и подержанную «Лейку» – кстати, ту самую, которой фотографировал вас. Оказалось, я в состоянии ее держать. Конечно, левая рука действует неважно – повреждено сухожилие, – но главное, чтобы правая работала. К счастью, у меня не было проблем с фокусировкой и перемоткой, а иначе я бы едва ли справился с учебой. В общем, получив диплом, я пару лет проработал ассистентом фотографа, а потом меня приняли в «Рейтер», и это оказалось настоящим прорывом.

– Значит, вы стали фотожурналистом. А почему вас не привлекла работа, скажем, фотохудожника? Фотографировали бы разные пейзажи, а еще лучше – моделей.

– Ну, вообще-то мне нравится снимать пейзажи, и одно время я увлекался этим. Но дело в том, что в какой-то момент я очень заинтересовался политикой. Раньше, когда я был подростком, эта сторона жизни мало меня волновала, но позднее, в двадцать с небольшим, я стал более… – он помедлил, – политизированным.

Уж я-то догадывалась, почему так получилось…

– Знаете, с вами так легко общаться, – с некоторым удивлением сказал Дэвид. – Обычно собеседник из меня никудышный, но с вами я, кажется, мог бы говорить часами. Даже не знаю почему. Наверное, потому что вы слушаете с таким сочувствием.

– Правда?

– Да. Мне кажется, вы по-настоящему… сопереживаете. Вот вы только что так взволнованно слушали мой рассказ о том… несчастном случае. Я нахожу это очень трогательным.

Пока я ломала голову над ответной репликой, явился официант и унес тарелки.

– Я беспокоился, что вы не согласитесь поужинать со мной сегодня, – продолжал Дэвид. – Ведь я наверняка показался вам грубым, да?

– А я боялась, что кажусь вам чокнутой.

– Мы как-то неуклюже начали наше знакомство, правда?

Я кивнула.

– Сказать вам, почему я пригласил вас? – неожиданно спросил он.