– Я думала попросить какого-нибудь мальчишку на велосипеде… дать ему немного денег. Чтобы он передал письмо…

– Какая глупость! – фыркнула Лола. – Мы бы тут же взяли его за жабры, допросили с пристрастием! Вашу легкомысленную собаку небось знает весь район! Нечего тут каяться и прижимать руки к бюсту восьмого размера, нашла чем гордиться!

– Не восьмой, а пятый! – закричала брюнетка. – И вообще, это не твое дело!

– Пятый – это совсем неплохо, – ободряюще улыбнулся Леня, за что тут же получил ощутимый тычок в бок, – но давайте все же перейдем, наконец, к делу. Для чего вам так срочно понадобились пять тысяч долларов? Только, пожалуйста, не говорите мне, что вашей очаровательной Джульетте грозит голодная смерть – я все равно не поверю.

С этими словами Леня обвел рукой комнату. Действительно, глядя на просторную светлую гостиную, трудно было поверить, что хозяйка ее находится на грани бедности. Стену комнаты украшал красивый голубой ковер, явно восточного происхождения и наверняка очень дорогой. Вообще, многое в комнате напоминало о востоке или, скорее, о Кавказе – высокие медные кувшины на шкафу, покрытые тонкой чеканкой, темные керамические сосуды, блестящие медные блюда. На середине ковра висели два скрещенных старинных кинжала в серебряных ножнах, отделанных бледной бирюзой в мелких извилистых прожилках. От всей этой экзотики казалось, что комната наполнена ярким южным солнцем. В довершение картины в одном из углов гостиной стояло небольшое южное деревце в кадке.

– Мне почему-то кажется, – проговорил вдруг Маркиз мечтательно, – что вы очень хорошо варите кофе. Давайте выпьем по чашечке и поговорим не спеша, спокойно…

Хозяйка послушно поднялась, склонила увенчанную роскошными черными кудрями голову и удалилась на кухню.

Кофе действительно оказался отменным. Подала его хозяйка с ледяной минеральной водой без газа.

– Восхитительно! – от души похвалил Леня, отставил опустевшую чашку и воззрился на хозяйку. – А теперь мы вас внимательно слушаем. Для начала, кто вы и как дошли до жизни такой?

Хозяйка опустила взгляд в пустую чашку, будто стараясь разглядеть там узоры кофейной гущи, чтобы понять по ним, что ее ожидает, и наконец начала рассказывать тихим голосом.

Ее зовут Анфиса Саркисовна Птичкина. Птичкина – это фамилия по мужу, а девичья была Григорян. Отец ее армянин, царствие небесное, он давно уже умер, мама тоже. Но мама была русская, и отец женился на ней по страстной любви. Армянские родственники отца были очень против женитьбы его на русской женщине, так что отец со всеми рассорился, переехал в Санкт-Петербург и никаких отношений с тех пор с родственниками не поддерживал. Так что она никого из своей армянской родни не знает. Может быть, они-то и не прочь были потом иметь благополучных родственников в Санкт-Петербурге, когда в Армении начались всякие неприятности, но отец к тому времени уже умер, так что никто из родни так и не объявился.

– Я к тому это рассказываю, – сказала Анфиса Саркисовна, правильно оценив недовольную гримаску Лолы, которой было одинаково скучно слушать как про наличие у Анфисы Саркисовны многочисленных армянских родственников, так и про отсутствие таковых, – чтобы вы поняли, что у меня сейчас никого нет, кроме Джульетты, и в нынешней критической ситуации совершенно не к кому обратиться.

«А муж?» – хотела было спросить Лола, но сдержала вопрос, сообразив, что до мужа очередь постепенно дойдет.

Она, Анфиса, вышла замуж тоже по страстной, пламенной любви, очевидно, это у них в семье наследственное, за Георгия Андреевича Птичкина, скромного преподавателя Текстильного института, который, впрочем, после перестройки довольно быстро переквалифицировался в бухгалтеры.